Оба немного растерялись, явно не зная, что сказать. Робко
переступив с ноги на ногу, девочка наконец присела на песок и продолжала
смотреть. Ветер немного стих, и сразу стало теплее. Как и девочка, мужчина тоже
был одет в водолазку. На нем были еще джинсы и башмаки на толстой подошве,
изрядно поношенные. Загорелое и обветренное лицо говорило о том, что он много
времени проводит на свежем воздухе. Пока он работал, девочка не отрывала глаз
от его рук, решив про себя, что они ей нравятся. На первый взгляд мужчине было
примерно столько же лет, сколько и ее отцу, – стало быть, чуть больше
сорока. Он повернулся посмотреть, тут ли она, и глаза их встретились. Ни он, ни
она не улыбнулись. Ему уже много лет не доводилось разговаривать с детьми.
– Любишь рисовать?
Скорее всего это единственная причина, по которой она сидит
здесь столько времени, – ничего другого ему и в голову не пришло. Иначе бы
ей давно уже надоело. На самом же деле девочке просто нравилось чувствовать
чье-то присутствие рядом. А художник к тому же казался достаточно добродушным.
– Иногда, – осторожно ответила она.
Как-никак мужчина был незнакомым, а малышка хорошо помнила,
что мать строго-настрого запрещала ей разговаривать с незнакомыми людьми.
– А что ты любишь рисовать? – поинтересовался он,
споласкивая кисть и не поднимая на девочку глаз.
У мужчины было приятное, словно вырезанное из дерева лицо и
подбородок с ямочкой. От него исходило ощущение спокойной силы – может быть,
из-за широких плеч. И хотя он сидел на стульчике, было видно, что у него
длинные ноги и он очень высокий.
– Я люблю рисовать свою собаку. А зачем вы нарисовали
лодки, ведь их тут нет?
На лице мужчины вспыхнула улыбка. Теперь он повернулся к
ней, и глаза их встретились.
– Я их выдумал. Может, тоже хочешь порисовать? –
Догадавшись, что девочка не собирается уходить, он протянул ей еще один
мольберт, поменьше, и карандаш.
Помявшись в нерешительности, девочка встала, подошла к нему
и взяла мольберт.
– Можно, я нарисую собаку? – Ее личико приняло
трогательно-серьезное выражение.
Малышка была явно польщена, а предложенные ей карандаш и бумагу
скорее всего расценила как огромную честь.
– Конечно. Можешь рисовать все, что тебе хочется. Ни
ей, ни ему и в голову не пришло представиться. Усевшись рядышком на песке, оба
погрузились в рисование.
– А как зовут твоего пса? – полюбопытствовал художник,
когда гонявшийся за чайками Лабрадор пробежал мимо них, в очередной раз осыпав
обоих песком.
– Мусс, – коротко бросила девочка, не отрывая глаз
от рисунка.
– Да? Почти как мышонка. Но мне нравится, – сказал
мужчина. Подправив что-то в своей акварели, он придирчиво оглядел рисунок и
недовольно скривился.
– Мусс – это такой французский десерт, – поправила
девочка. – Его делают из шоколада.
– Ну, на сегодня все. Думаю, пойдет, – пробормотал
мужчина, и насупленное лицо его прояснилось.
Он почти закончил. Было уже около четырех, а он сидел тут
чуть ли не с утра.
– А ты говоришь по-французски? – спохватился он –
скорее просто чтобы что-то сказать, а вовсе не потому, что его это в самом деле
интересовало. И страшно удивился, когда малышка кивнула.
Прошло уже много лет, с тех пор как ему доводилось
разговаривать с детьми ее возраста, и сейчас мужчина чувствовал себя немного
неловко. Однако в молчании девчушки чувствовалось какое-то непонятное ему
упорство. Украдкой поглядывая на нее, он вдруг заметил, что, если не считать
копны рыжих волос, девочка очень похожа на его дочку. Правда, Ванесса
светловолосая, однако в манере вести себя у них много общего. Мужчине внезапно
показалось, что перед ним Ванесса.
– Моя мама – француженка, – добавила девочка,
придирчиво разглядывая свой рисунок. Ей опять не удались задние лапы – впрочем,
как всегда, когда она пыталась нарисовать Мусса.
– Дай-ка взглянуть, – заметив, что она чем-то
недовольна, предложил мужчина и протянул руку к рисунку.
– Никогда у меня толком не получается задняя
часть, – вздохнула она, протянув ему свой листок.
Со стороны они напоминали учителя с ученицей, словно любовь
к рисованию связала их невидимой нитью. Как ни странно, в присутствии
незнакомого мужчины девочка чувствовала себя на редкость уютно.
– Сейчас покажу… если позволишь, конечно, –
спохватился мужчина.
Девочка кивнула. Несколькими уверенными штрихами он
мгновенно исправил рисунок. Впрочем, набросок и без его исправлений оказался на
удивление хорош.
– У тебя здорово получилось, – похвалил он, протянув
малышке лист, и принялся убирать мольберт и краски.
– Спасибо, что исправили. Почему-то это место у меня
никогда не выходит…
– Ну, в следующий раз обязательно получится, –
пробормотал он, складывая вещи.
Заметно похолодало, однако, похоже, ни один из них этого не
заметил.
– Вы уже уходите? – Девочка явно расстроилась.
Обернувшись, он взглянул ей в глаза и вдруг почувствовал,
как она одинока. Во всем ее облике было что-то невероятно трогательное… и еще
что-то, от чего сердце у него вдруг сжалось.
– Уже поздно. – Туман над водой заметно
сгустился. – Ты здесь живешь или просто приехала ненадолго?
– Я приехала на лето, – равнодушно объяснила
девочка. И робко улыбнулась.
Мужчина почувствовал что-то неладное. Девочка свалилась ему
словно снег на голову, однако он чувствовал, что не может просто так взять и
уйти, будто между ними протянулась незримая, но прочная нить.
– Твой дом там, за забором, да? – Ему вдруг пришло
в голову, что скорее всего она явилась оттуда.
Девочка кивнула.
– А вы живете здесь? – в свою очередь, спросила
она. Мужчина указал на один из коттеджей у них за спиной.
– Вы художник?
– Можно и так сказать. Впрочем, как и ты, –
улыбнулся он, кивнув на рисунок с изображением собаки, который девочка крепко
сжимала в руке. Ни одному из них не хотелось уходить, однако оба понимали, что
уже пора. Девочка знала, что должна вернуться домой, до того как появится мать,
если, конечно, не хочет неприятностей. Ей удалось незаметно улизнуть из дома,
поскольку приходящая няня только и делала, что часами болтала по телефону со
своим дружком. Впрочем, она нисколько не возражала, даже если малышка часами
пропадала на берегу, вернее – просто не замечала ее отсутствия, до тех пор пока
вернувшаяся мать не начинала сама искать девочку.
– Мой папа тоже любил рисовать.
Мужчина заметил это «любил», но не понял, что оно означает:
то ли он перестал рисовать, то ли попросту не живет с дочерью. Скорее всего
последнее, решил он. Уж очень бросалось в глаза, как кроха изголодалась по любви
и вниманию. Все это слишком хорошо знакомо ему, и не понаслышке.
