Как бы там ни было, Хэмиш Вернулся домой и преподнес ту же
новость своей жене Маргарет. Остальное уже принадлежит истории. Салли забрала
детей и переехала в гостиницу. Она даже предложила мне продать половину ее
акций нашего агентства, но у меня не было желания продолжать дело без нее, а
искать другого партнера я не хотел. Просто не осталось сил, понимаете? У меня
было такое ощущение, будто меня вываляли в грязи. Короче, агентство мы продали.
Это было тяжело для нас обоих. И вот после почти пятнадцати лет брака у меня не
осталось ничего – ни жены, ни детей, ни любимого дела. Только куча никому не
нужных денег. Она ушла от меня на День труда, а сразу после Рождества забрала
детей и уехала в Окленд. Они с Хэмишем поженились, едва высохли чернила на
документах о нашем разводе. А я-то надеялся, что она одумается, вернется ко
мне. Глупо, конечно. Но все мы когда-то ведем себя как полные идиоты.
Даже после этого я все еще чувствовал себя, словно боксер
после нокаута. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос. Но самое дикое, наверное, что
я по-прежнему считаю Хэмиша Грина замечательным парнем. Может, он не был
хорошим другом, и все-таки нельзя отрицать, что он на редкость яркая личность –
умница, весельчак и вообще удивительный человек. Насколько я знаю, они очень
счастливы вместе. Да и бизнес их процветает.
Офелия почувствовала, как у нее сжалось сердце. Все предали
Мэтта – жена, лучший друг, даже собственные дети. Ей и раньше доводилось
слышать подобные истории, но она даже представить себе не могла, чтобы судьба
могла обойтись так безжалостно с человеком. Мэтт потерял все, кроме денег, но
не похоже, чтобы они что-то значили для него. Все, чего он сейчас хотел, –
тихо доживать свои дни в коттедже на берегу океана. Кроме таланта, у него не
осталось ничего. Какая жестокость, возмутилась она. Какое право они имели так
поступить с ним?! К горлу ее подступил комок.
– Ужасная история, – нахмурившись, проговорила
она. – Просто невероятно! Ненавижу их обоих! Нет, не детей, конечно! Они
оказались просто безвинными жертвами – впрочем, как и вы, Мэтт. Скорее всего
ими манипулировали… каким-то образом убедили отречься от вас, выбросить вас из
своей жизни. А ведь это был долг вашей жены – сделать все, чтобы ваши отношения
остались прежними, – с чувством добавила Офелия, и Мэтт молча согласился с
ней.
В сущности, он и сам никогда и ни в чем не винил детей. Они
были слишком малы, чтобы понимать, что делают. А уж ему ли не знать, на что
способна его бывшая супруга! Что-что, а ненавидеть она умела. Ей ничего не
стоило оболгать и унизить любого, навеки смешать человека с грязью.
– Долг – не для Салли. Она хотела отделаться от меня, и
она этого добилась. Салли всегда умела добиваться своего – что от меня, что от
Хэмиша. Не знаю, кому из них пришла в голову идея завести общих детей, но
думаю, что не ему. Держу пари, Салли решила, что будет умнее покрепче привязать
его к ней. Знаете, в некоторых вещах он просто как ребенок. Как раз это мне
больше всего и нравилось в нем. А Салли… Салли – нет. Она расчетливая. И всегда
делает только то, что выгодно ей самой.
– Звучит довольно зловеще, – сдержанно проговорила
Офелия.
Ее слова невольно тронули Мэтта. После того как он выложил
ей все как на духу, на него вдруг навалилась усталость. Протянув руку, он
поворошил угли в камине. Некоторое время оба молчали.
– Ну а потом? Неужели за все время после развода у вас
никого не было?
Возможно, кто-то на его месте стал бы искать утешения у
других женщин, но только не Мэтт. По всему видно, что он вел довольно одинокую
жизнь – во всяком случае, так ей показалось. Конечно, очень может быть, что у
него кто-то есть, но, сказать по правде, Офелия в этом сомневалась.
– Да нет… куда там! После ухода Салли я еще года два
даже не смотрел на женщин. Был как воздушный шарик, из которого выпустили
воздух. А потом год за годом без конца летал в Окленд повидать детей. Короче,
просто не до того было. Я больше никому не верил и поклялся, что так будет
всегда. Года три назад я встретил очень милую девушку намного моложе меня. Она
мечтала о том, как когда-нибудь выйдет замуж и нарожает кучу ребятишек. А у
меня не нашлось ни сил, ни желания снова пройти через все это. Я не хотел ни
жениться снова, ни иметь еще детей – ведь тогда оставался риск снова их
потерять, а второго раза я бы не вынес. Зачем? Мне тогда стукнуло уже сорок
четыре, а ей всего тридцать два. Потом она поставила вопрос ребром. Нет, я се
не виню. Но что я мог сделать? Мы расстались друзьями, а через полгода она
вышла замуж за хорошего парня. Этим летом у них родился третий малыш. Мы больше
не виделись. Я все еще надеюсь, что в один прекрасный день снова смогу видеться
с детьми. Возможно, когда они повзрослеют. Но иметь другую семью… нет, не хочу
рисковать. Один раз я уже прошел через этот кошмар и второго просто не
переживу.
Офелии пришлось признать, что очень немногие, пережив
выпавшее на долю Мэтта, смогли бы остаться самими собой. Пережитые страдания
словно выжгли его изнутри. Мягкий и добрый по натуре, он замкнулся, но она не
могла винить его за это. Теперь она понимала, почему он так сразу привязался к
Пип. Ей было почти столько же лет, сколько и его собственным детям, когда их
отняли у него. Изголодавшись по простому человеческому общению, Мэтт с
готовностью ухватился за возможность поболтать с малышкой. У них возникла
просто дружба, в ней не заключалось ничего плохого, да и Пип нуждалась в дружбе
ничуть не меньше самого Мэтта. Однако для мужчины его лет такая дружба вряд ли
смогла бы заменить то, что он потерял. Он нуждался в чем-то большем, во всяком
случае, так казалось Офелии, но у него не хватало смелости, и поэтому он
довольствовался редкими встречами с Пип несколько раз в неделю, возможностью
учить ее рисовать. Для такого человека, как Мэтт, этого явно было мало. Но
похоже – все, чего он хотел.
– А вы, Офелия? Вы были счастливы в браке? Простите, но
мне показалось, что ваш супруг был нелегким человеком. Впрочем, гении все такие
– во всяком случае, они так считают.
Мэтту казалось, что Офелия принадлежит к числу тех мягких и
уступчивых женщин, о которых мечтает любой мужчина. Но то, что она рассказывала
об отношениях между мужем и сыном, наводило на мысль, что ее покойный супруг
вряд ли это ценил. И Мэтт был недалек от истины, хотя Офелия скорее откусила бы
себе язык, чем призналась в этом даже себе самой.
– Тед был замечательный человек, с выдающимся умом и
поистине гениальной прозорливостью. Всегда с самого начала знал, чего хочет, и
неизменно этого добивался. Тед шел прямо к цели, и ничто не могло его
остановить – ни я, ни дети. Правда, нам бы это и в голову не пришло. Наоборот,
мы всячески поддерживали его… я по крайней мере. Наконец он достиг того, к чему
стремился, добился всего, чего хотел. Лет за пять до смерти его имя прогремело
на весь мир. И было так чудесно. – «Только не для нас, – мысленно
добавила она. – Если не считать того, что в доме наконец появились
деньги».
– Понятно, но как он относился к вам? – настаивал
Мэтт.
По нескольким замечаниям, которые Офелия обронила раньше, он
уже успел понять, что работы ее мужа имели большой успех. Судя по всему, он
действительно слыл гениальным изобретателем. Но Мэтта интересовало другое. Он
хотел знать, что за человек был ее муж, любил ли ее, как она того заслуживала.
Офелия поняла, что он имеет в виду. Однако говорить на эту тему ей не хотелось.
