Незаметно пролетело несколько часов. День выдался жаркий –
один из тех солнечных дней, которые так редко бывают в Сейф-Харборе. Пип не
спешила вернуться домой. Больше не нужно никого обманывать, она могла просто
сказать, что рисовала на берегу. Около половины пятого она неохотно встала.
Дремавший рядом Мусс тут же проснулся и вскочил на ноги.
– Собираетесь домой? – с теплой улыбкой
поинтересовался Мэтт.
Глядя на него, Пип подумала, что теперь, когда он улыбается,
он гораздо больше напоминает ей отца, хотя отец улыбался не так уж часто. Он
всегда казался серьезным – может, оттого, что считался таким умным, подумала
она. Все вокруг взахлеб твердили о том, что отец, дескать, настоящий гений, и
Пип сильно подозревала, что так оно и было. Из-за этого все охотно мирились
сего выходками. Порой Пип казалось даже, что ему запросто могло сойти с рук
все, что угодно.
– Мама возвращается домой примерно в это время. После
групповых занятий она такая усталая! Иногда просто падает на постель как
мертвая и тут же засыпает.
– Наверное, тяжелая штука – эти занятия.
– Не знаю. Она никогда о них не говорит. Может быть, на
них часто плачут. – Думать об этом тяжело. – Так я приду завтра? Или
во вторник, если вы не против. – Раньше она никогда так не говорила, но
ведь теперь мама позволила ей приходить!
– Буду очень рад, Пип. Приходи когда хочешь. И передай привет
своей маме, хорошо?
Она кивнула. Потом помахала рукой и легко, словно бабочка,
упорхнула прочь.
А он, как всегда, смотрел ей вслед, пока они с Муссом не
скрылись из виду. Эта крошка стала бесценным подарком, которым непонятно за что
одарила его судьба. Она напоминала очаровательную колибри, которая порхала
вокруг него. Легкие крылышки ее трепетали, огромные глаза казались загадочными.
Разговоры, которые они вели, трогали его и заставляли невольно улыбаться. Глядя
на Пип, Мэтт гадал, какая же в действительности ее мать. Она говорила, что ее
отца считали гением. Но по обрывкам ее замечаний выходило, что он был человеком
нелегким, даже довольно мрачным. Да и ее погибший брат тоже казался каким-то
странным. В общем, не совсем обычная семья. Впрочем, ведь и сама Пип тоже
достаточно необычный ребенок. И его собственные дети тоже, грустно подумал он.
У него были замечательные дети – во всяком случае, когда он видел их в
последний раз. Господи, сколько же времени прошло с тех пор! Мэтт старался не
думать об этом.
Шагая по песку к своему коттеджу, Мэтт внезапно подумал, что
с радостью взял бы ее с собой, когда в следующий раз выйдет на яхте в океан.
Может быть, даже научил бы ее плавать под парусом, как когда-то раньше учил
своих детей. Ванессе это нравилось. Роберту не очень. Но Мэтт понимал, что не
пригласит ее на яхту из уважения к ее матери. Они слишком мало знают друг
друга, чтобы она доверила ему свою дочь. К тому же океан – опасная штука,
всегда есть хоть и крохотный, но шанс, что все пойдет не так, как надо. И Мэтт
не хотел рисковать.
Вернувшись, Пип у самых дверей столкнулась с матерью. Вид у
нее был измученный, как всегда. Увидев Пип, она поинтересовалась, где та
гуляла.
– Ходила повидаться с Мэттом. Он велел передать тебе
привет. Сегодня я рисовала лодки. Сначала хотела чаек, но потом передумала –
они такие трудные!
Пип разложила на столе несколько набросков, и Офелия, едва
бросив на них взгляд, заметила, насколько они хороши. Она и не предполагала,
что Пип добилась таких потрясающих успехов. Чед тоже неплохо рисовал, но…
Офелия старалась не вспоминать о прошлом.
– Хочешь, я сама приготовлю ужин? – с готовностью
предложила Пип, и на губах Офелии мелькнула слабая улыбка.
– Пойдем лучше погуляем. Или съездим куда-нибудь.
– Может, не стоит? – Пип догадывалась, как она
устала, но сегодня, как ни странно, Офелия выглядела немного лучше, чем обычно.
– Почему? Проветримся немного. – Для Офелии это
был гигантский шаг вперед, и Пип поддержала ее.
– Ладно. – Пип была удивлена и в то же время
обрадована.
Не прошло и получаса, как они сидели за столиком для двоих в
кафе «Русалочка» – одном из двух городских ресторанчиков. Пип с Офелией жевали
гамбургеры и непринужденно болтали. И вернулись домой усталые, но довольные.
Вечером Пип отправилась спать чуть ли не с курами, а на
следующий день помчалась искать Мэтта. Ее мать не сказала ей ни слова, но,
когда Пип вернулась домой, на лице Офелии она увидела явное облегчение. Девочка
с гордостью разложила на столе наброски. К концу недели у нее образовалась уже
довольно внушительная коллекция, и большинство из них на редкость удачные. Мэтт
объяснял ей, что и как, а Пип схватывала на лету.
В пятницу вечером она снова прихватила с собой сандвичи.
Потом сказала, что поищет на берегу ракушки – она часто так делала, – и
Мэтт проводил ее взглядом. Вдруг ему показалось, что она испуганно отпрыгнула в
сторону, словно заметив что-то на мелководье. Наверное, краб или медуза,
улыбнулся он, ожидая, что Мусс, как всегда, разразится оглушительным лаем. Но
вместо этого раздался жалобный вой, и Мэтт, вскочив со стула, увидел, что Пип,
стоя на одной ноге, растерянно разглядывает другую.
– С тобой все в порядке? – крикнул он.
Но Пип покачала головой. Отшвырнув в сторону кисть, Мэтт
застыл, не сводя с нее глаз. Лица девочки он не видел – она низко нагнулась, а
Мусс, не отходя от хозяйки, продолжал жалобно скулить. Мэтт бросился к ним,
отчаянно надеясь, что она не пропорола ногу гвоздем. Их тут было полным-полно,
и просто набросанных на песке, и торчавших из обломков досок, которые тут и там
валялись на берегу.
Однако это оказался не гвоздь. Пип умудрилась наступить на
острый осколок бутылки, и теперь на ступне у нее красовался уродливый глубокий
порез.
– Господи, как ты умудрилась? – растерянно спросил
Мэтт, усевшись возле нее на песок. Нога у Пип сильно кровоточила, и на песке
образовалась уже небольшая лужица.
– Он лежал под комком водорослей, а я на него
наступила, – мужественно ответила Пип, хотя лицо у нее сильно побледнело.
– Очень больно? – спросил Мэтт, осторожно
коснувшись ее ноги.
– Да нет, не очень. – Она явно покривила душой.
– Готов поспорить, что очень. Ладно, дай мне
посмотреть, что там у тебя.
Он хотел убедиться, что в ранке не застрял осколок. Но
порез, похоже, был чистый, хотя и довольно глубокий. Пип смотрела на него
испуганными глазами.
– Все в порядке?
– Ампутируем – и конец. Зачем она тебе? Держу пари, ты
даже ничего не почувствуешь.
Несмотря на боль, Пип мужественно рассмеялась, но выглядела
она испуганно.
– И потом, ты всегда сможешь рисовать другой
ногой, – проворчал Мэтт, поднимая ее на руки. Пип была легкая как перышко,
даже легче, чем он думал. Ему совсем не хотелось, чтобы она ходила по песку, он
и без того опасался, что в ранку – успела попасть грязь. И вдруг ему
вспомнилось, что ее мать строго-настрого запретила Пип заходить к нему домой.
Мэтт чертыхнулся. Но не мог же он отпустить ее, когда из ноги у нее хлещет
кровь! К тому же он почти уверен, что порез придется зашить, хотя благоразумно
воздержался обсуждать свое мнение с Пип.
