Скрыв смешок, я вышла в коридор. Может мне и хотелось остаться, но этого я делать не стала. Близость не могла быть благодарностью, он не должен был воспринимать наши отношения так. Так что душой я не покривила – в его объятьях я желала быть без всяких условий. На следующий день я уже не бегала от короля, но еще удерживала его на расстоянии, позволив только поцелуи.
Зато через день, устав от чтения документов, я посмотрела на миниатюру с портретом Ива, стоявшую в моем кабинете, после погладила ладонью поверхность стола и, хмыкнув, отправилась к нему. Монарх был на своем месте, но кабинет был пуст, и, велев гвардейцам никого не пускать, я вошла внутрь… В тот день к нему уже так никто и не смог прорваться.
Вот так я заполучила от него некоторые личные блага, рамки которым установил сам король, когда мы составляли уже известный вам договор. Я не возражала, главное, теперь я была защищена от его коварства в тех действиях, в которых не желала помех. И в Канатор я отправилась в тот же год, как только Двор начал свое обратное путешествие в столицу.
Еще перед выездом я отправила распоряжение подготовить большой торжественный прием и бал, с него я желала начать свое знакомство с родовитыми канаторцами. Наместник исполнил, но, хоть и не признался, однако я по его глазам видела, что ничего большего он от меня и не ожидал. А зря. Меня не интересовали увеселения, но они были необходимы, чтобы разом увидеть представителей всех высоких родов герцогства, вельмож и сановников, а главное, показать им себя. Мне вовсе не нужны были их визиты по отдельности, которые бы отвлекали меня от дел.
Празднества продолжались три дня – потратить больше времени на пустое времяпровождения я не могла. За эти три дня было представление мне аристократии, бал, выезд на охоту, в которой я, впрочем, особого участия не принимала. И пока мужчины гонялись по лесу, мы с дамами развлекались, ожидая их. Тут я воспользовалась традициями большой королевской охоты, которые ввела еще в пору своего воцарения на месте фаворитки. А третий день мы провели, глядя на представление, данное местным театром. После был тихий вечер с беседами, музицированием и игрой в карты – обычный званый вечер, в общем-то.
Канаторцев я приятно удивила знанием их предков и их деяний. Ввернула я и искреннее восхищение отвагой жителей герцогства, их самоотверженностью, ну и красотой этих земель. С дамами была мила, с мужчинами сдержана, но приветлива. С первыми обсудила новинки столичной моды, со вторыми политику и новшества в законодательстве.
— Но позвольте, ваша светлость, как же доверить женщине…
— Простите?
— Ох, это вы меня простите, я вовсе не желал вас задеть…
— Время не стоит на месте, ваша милость, новые времена требует новых веяний. Наш государь разумен и прозорлив, а потому готов к реформам. Некоторые себя уже оправдали. К примеру, я лично знаю госпожу Хандель – это вдова коммерсанта Ханделя. Так вот еще при жизни мужа она вела дела его компании, а супруг оставался лишь ширмой. К сожалению, после смерти мужа бедной женщине пришлось довольствоваться крохами, что ей давали партнер покойного и управитель-вор. Теперь же, благодаря поправкам, женщина сама взялась за дело и, поверьте мне, сумела нарастить капитал и заключить выгоднейшие сделки. Кстати, с ней даже партнерствуют «Виноградники Ришема». И что же вы теперь скажете о деяниях нашего великого правителя? Если Его Величество видит пользу от реформ, разве же стоит нам, его верным подданным, сомневаться в правильности его решений, особенно когда они получают подтверждения?
— Разумеется, нет. Мы все почитаем нашего правителя за его мудрость.
Вот такие небольшие споры возникали между мной и моими гостями мужеского пола. Я сознательно умалчивала о своей роли в появлении реформ и подчеркивала самостоятельность решений короля. В первом случае принять нововведения было проще – сказывалась привычка доверять монарху и подчиняться его приказам. Во втором возникало недоумение и протест, ибо толчок к нововведениям исходил от молоденькой любовницы короля, а это уже дамский каприз, бессмысленный и глупый. И в этом случае государь был принижен видимой слабостью, раз пошел на поводу у женщины. Это было излишне, ронять престиж Его Величества я не собиралась. Но ведь не станешь же доказывать каждому, что Ив Стренхетт и пальцем не шевельнет, даже валяйся я у него в ногах, если бы не увидит для себя определенной выгоды.
Сама я, конечно, была честолюбива, но не настолько, чтобы бить себя в грудь и кричать, что это всё моя заслуга. Но вот об участии моего рода в истории с реформами я умалчивать не собиралась. Чем сильней поддержка его деяний, чем громче имя, тем крепче его позиция. И я эти позиции укрепляла старательно и методично. Моя семья не должна была пострадать, даже если я попаду в опалу.
Разъезжались мои гости, заверяя меня в своей преданности. Наше знакомство им понравилось, а значит, моя цель была достигнута. Кто-то просил о разрешении вести со мной переписку, я отказывать не стала. Кто-то спешил сделать ответное приглашение в гости, однако в этих случаях я отвечала уклончиво, поясняя, что времени у меня не так много, а дел немало.
Пытались со мной и флиртовать. Я получила немало цветов и подношений после отъезда гостей. Прочитав вложенные записки, я хмыкнула, представив, как перекосилось бы лицо монарха, узнай Ив об их содержании. Цветы я приняла, подарки отослала их отправителям, сразу дав понять, что ухаживания меня не интересуют.
В общем, выпроводив гостей, я призвала графа Нестдера и объявила, что отдых окончен, и нас ожидает много работы. Не скажу, что поначалу нам было просто общаться. Его сиятельство даже осмелился предложить мне покататься верхом, а «не забивать прелестную головку всяким вздором». Коротко вздохнув, я ответила:
— Вы только что наполнили мою голову вздором, господин граф. Теперь извольте заместить вздор докладом, а после, если вам хочется конной прогулки, так и быть, я составлю вам компанию.
— Но я не имел в виду себя…
— Стало быть, о прогулках мы всё выяснили. Приступим к делу. Я вас слушаю.
После того дня мой наместник стал относиться ко мне с большим доверием и уважением. И когда я уезжала, в его глазах не было затаенной радости и облегчения. Мы распрощались, если и не как добрые друзья, то как люди, оценившие друг друга по достоинству. Он заверил, что мои распоряжения будут исполнены, и что отчеты и доклады о делах, в которых потребуется мое решения, я буду получать своевременно. Я же обещала не затягивать с ответом и принимать живейшее участие в жизни своего герцогства даже издалека.
А за прошедшие три года у нас и вовсе установилась вполне дружеская переписка, в которой мы обсуждали не только дела Канатора, но и более личные вопросы, порой даже советуясь друг с другом. Я никогда не забывала отправлять подарки на дни рождения наместника и его родных, как не забывала поздравлять и тех, с кем успела свести знакомство. Канаторцы отвечали тем же, и в мой день рождения, да и на другие праздники моя маленькая канцелярия была заполнена письмами из герцогства и из Тибада, не считая писем от тех, с кем мне довелось иметь дела.
