— Наконец-то солнце озарило эти стены. Теперь злобный оглиф угомонится и перестанет выползать на охоту из своего логова. Он пьет нашу кровь и наши души.
— Он лжет, — меланхолично произнес король. — Я кроток и мил. А если кому и откусил голову, стало быть, в той голове не было проку. А раз проку нет, то и говорить не о чем.
В любом случае, люди ожидали меня с надеждой на возвращение того состояния покоя, в котором обычно при мне пребывал наш сюзерен. Возможно, секрет моего влияния на короля состоял в том, что он тратил на меня половину своего яда, когда мы заводили свои споры. Раздражался, гневался и мирился. А так как меня всплески королевской язвительности не пронимали, то и выходило, что наши споры не обрывались на той ноте, когда государю требовалось на ком-нибудь отыграться.
Обычно мы проходили с ним весь путь до его логического завершения. И даже если победителем выходил Ив, то я находила компромисс, который был способен подсластить пилюлю. После чего, обменявшись поцелуями, расходились довольные каждый собой. Потому чиновникам и вельможам государь доставался уже умиротворенным и благожелательным. А если и гневался, то не доводил своих служащих до нервных припадков и сердцебиения.
Так что чиновники были искренно рады моему возвращению, придворные спешили заверить в своей преданности. После чистки, устроенной королем три месяца назад, люди всеми силами пытались показать мне свое дружеское расположение. И пока моему возвращению преувеличенно радовались, я сама впала в меланхолию. Единственная, кого я была по-настоящему, рада видеть, не считая Дренга и Элькоса, оставалась моя подруга – Айлид Энкетт:
— Моя дорогая! Наконец-то! Я извелась без вашего общества!
Порывистая и непосредственная в изъявлении своих чувств графиня налетела на меня, едва ли не вырвав из рук короля, который вел меня обратно в свои чертоги. Причина такого вопиющего поведения была мне понятна. Моя подруга знала по опыту, что после того, как я пересеку порог королевской части дворца, увидеться мы можем еще не скоро. К тому же, поступки графини Энкетт опережали ее разум, и потому ее поспешность меня нисколько не удивила. И чтобы поддержать ее сиятельство и заступиться за нее, я с улыбкой приняла подругу в свои объятья, оставив без внимания недовольство монарха.
— Айлид! — воскликнула я. — И я по вас скучала! Я рада вам, моя дорогая.
— Вы непременно должны рассказать мне, как прожили эти месяцы…
— Герцогиня непременно удовлетворит ваше любопытство, госпожа графиня, когда придет время, — не пожелавший мириться с потерей своей добычи государь вклинился между нами и, отодвинув так Айлид, снова подал мне руку. — Ваша светлость.
— О-ох, — ее сиятельство, опомнившись, прижала ладонь к груди и склонилась перед королем: — Ваше Величество, я так была неосмотрительна…
— Государь понимает тоску подруг друг по другу, — поспешила я заверить графиню — Мы вскоре увидимся и обо всем переговорим.
— Теперь мы можем продолжить путь? — с раздражением вопроси Ив.
— Как угодно моему господину, — почтительно ответила я.
Ему было угодно идти дальше, и мы пошли. А графиня осталась стоять в смятении, как обычно осознав позже, чем сотворила. Обернувшись, я подмигнула ей и весело улыбнулась. Сейчас было мое время, и я точно знала, что ее сиятельству ничего не угрожает – король смирится с невольной дерзостью, потому что Айлид Энкетт одна из немногих, кто мне дорог.
— Совершенно невозможная особа, — фыркнул Ив, когда мы отошли от расстроенной графини. — Такое ощущение, что эту женщину воспитывали в дремучей чаще.
— А ты облапил мою матушку, но ведь не ставишь под сомнение свое воспитание, — заметила я.
— Быть может, хватит напоминать мне о моей оплошности?! — возмутился государь.
— Лучше уж об этой, чем о певичке, — пожала я плечами. — Или же о возбуждающем снадобье. Согласись, опоить девицу было верхом неприличия. Хуже только дать ей клятву верности, а после нарушить ее в угоду своей прихоти.
— Довольно, — ответил он сухо. — Я всё понял, твоя безумная подруга уже прощена, и я забыл об этом досадном казусе.
— Благодарю, Ваше Величество, — улыбнулась я. — Вы одарены Богами великой добротой.
— Поцелуй? — усмехнулся государь.
— И корыстолюбием сверх всякой меры.
— А в вас Боги вложили чрезмерно жадности и яда.
— Боги были милостивы ко мне, — не стала я спорить и ослепила монарха широкой ухмылкой. А с Айлид мы увиделись только на следующий день.
Мы не прекращали с ней общения, моя подруга даже навещала меня в предместье. Она сочувствовала мне, но в своей манере. Восклицала, порывисто обнимала, орошала слезами мое плечо и в ужасе представляла, как бы пережила измену мужа. От этих визитов мне становилось только хуже. Вздохи графини были тягостны.
И потому я объявила ей, что мне будет легче в одиночестве, а Дренга просила не говорить, что он навещает меня, чтобы не обидеть подругу. Впрочем, мы продолжали переписываться. В своих посланиях Айлид была более милосердна и предпочитала сплетничать, а не изводить меня своим сочувствием.
Даже в Тибаде я успела получить от нее три письма, отправленные из столицы и по дороге в Лакас. Ее сиятельство посчитала своим долгом рассказывать мне, что делает государь в мое отсутствие, потому я знала, что вел он себя безукоризненно. «И глаза государя говорят больше слов – Его Величество тоскует по вас, уж я-то вижу…».
Однако я не обманывалась. Ив был предприимчив, а Айлид достаточно наивна. Даже если графиню использовали, чтобы лишний раз показать мне «примерность» великовозрастного мальчика, она об этом никогда бы не догадалась. И все-таки я верила, что монарх сумеет сдержаться, по крайней мере, пока между нами не восстановятся прежние отношения.
А вот насчет вечной верности я лгать себе не спешила. В конце концов, нынешняя размолвка принесла ему немного тоски и огорчения, но, по сути, никакого урона. Деться от него мне было некуда, а значит, и урока из нашего расставания он не извлек, да и не извлечет. Разве что постарается лучше скрывать свои шалости, пока я буду ему дорога. И от этой мысли мне хотелось в ту же секунду развернуться и уйти, только вот сделать это было невозможно, как, впрочем, и мириться с его забавами.
— Ах, если бы можно было сделать так, чтобы он не мог изменить, — сказала я в беседе с магистром Элькосом. — Но ведь даже магия не сделает человека верным.
— Это верно, моя дорогая девочка, — печально улыбнулся маг. — Затуманить разум можно, но это лишит ясности мысли. Можно лишить мужской силы, но это скажется и на ваших отношениях, и на норове короля, а он и без того крут, да и прямой потомок Камерату нужней вынужденной подмены, какая существует сейчас. Более того, подобные вмешательства невозможны без согласия короля, иначе будут признаны государственной изменой. А потому вам стоит свыкнуться с мыслью, что иногда он может позволять себе развлечься на стороне.
