— Это вход в зал для судьи, — пояснил Фьер. — А там, — он указал на пустую стену с единственной неприметной третьей дверью, — заходят свидетели.
— А кафедры? — спросила я.
— Там будут стоять адвокаты. Видите, Раскал уже занял свое место.
Я кивнула. Господин Раскал встал за кафедру, вдова устроилась за его спиной на скамейке, мы поднялись на второй ряд. Адвокат Пьепа встал напротив за свою кафедру, сам коммерсант, как и Солида, уселся позади него и протяжно вздохнул.
— Господин Пьеп, — послышался голос Раскала, заметившего вздох, — если вы желаете пойти на мировую и принять наши условия, мы готовы отказаться от тяжбы.
Бесчестный компаньон госпожи Хандель вскинул голову, с минуту смотрел на нашего адвоката, а после нахмурился и отвел взгляд.
— Ну, как пожелаете, — пожал плечами Раскал. — В итоге вы потеряете больше.
— Оставьте моего клиента в покое, — надменно ответил адвокат Пьепа. — Не стоит нас запугивать, это вам не поможет.
— Боги упасите, — вскинул руки наш адвокат. — Я пытался быть дружелюбным и… — он хмыкнул, — щедрым. Но дело ваше. Мы готовы к схватке.
— В которой вы проиграете, — ответил адвокат Пьепа.
— Приз в нашем противостоянии – штаны, мой дорогой Арогатт, — жизнерадостно объявил Раскал.
— Что вы несете… — начал было господин Арогатт, но появился судебный распорядитель и, ударив об пол витым деревянным посохом, объявил:
— Его благородие – судья Доммер. Да не оставят вас милостью Боги.
Дуэль адвокатов на этом прервалась. Дверь со стороны судейского места открылась, и в зал вошел невысокий коренастый мужчина в пурпурной судейской мантии. На груди его на широкой голубой ленте висел медальон с гербом Камерата. На голове была надета маленькая круглая шапочка с кисточкой того же пурпурного цвета.
Раскал что-то шепнул вдове, и она поднялась на ноги, ее примеру последовал и Пьеп. Я скосила глаза на Гарда, тот шепнул, поясняя:
— Судью приветствуют стоя те, кто пришел к нему за справедливостью. Мы сторонние наблюдатели, от нас требуется соблюдать тишину.
Кивнув в знак того, что поняла, я вновь устремила взгляд на его благородие Доммера, про себя отметив, что титул в данном случае не был назван, хоть судья и должен происходить из дворянской семьи. Должно быть, это было призвано показать беспристрастность его суждений для любого, кто обратиться к нему за помощью. Весьма верная традиция… И, отвлекшись на миг, я задумалась, что судьей мог бы быть и хорошо образованный простолюдин, отлично знающий законы. Почему обязательно аристократ?
Например, мальчики, которые сейчас учатся в моих школах, они ведь после смогут поступить в университет, а значит, им нужны места для службы… да и девочкам когда-нибудь позволят занимать подобные должности. Пусть не сейчас, даже не через десять лет, но однажды женщина сможет надеть мантию и сесть в кресло судьи, или встать за кафедру, как прокурор или адвокат. Обязательно смогут!
Однако это сейчас было неважным, а потому я вернула свое внимание происходящему. Но пока его благородие довольно монотонно зачитывал условия, которым должны были следовать истцы, и я опять отвлеклась. Теперь я бросила взгляд на Дренга, сидевшего по другую руку. В голове всплыло его недавние откровение.
Значит, ее светлости спокойно не живется… Ожидаемо. Она же тоже Стренхетт и не может забыть, что проиграла собственной игрушке. Хотя… Я не изгоняла ее из дворца и не заводила против нее интриг. Была оскорблена, да. Не пожелала дать над собой власти, тоже да. Но всё остальное сделала сама герцогиня. Мы могли бы мирно существовать под одной крышей, если бы ее светлость повела себя мудро и решила подружиться без всякой попытки управлять мной и влиять на государя. Ей бы это принесло не меньше пользы, чем ее марионетка в постели монарха. Однако герцогиня Аританская мира не желала, не образумилась и после, и теперь родной племянник шлет ей удавки…
Я усмехнулась и снова бросила взгляд на королевского фаворита. Он это взгляд перехватил и вопросительно приподнял брови. Отрицательно покачав головой, я отвернулась. Коварный Олив! Он ведь не просто так выдал мне эту тайну, граф показал мне незримую заботу и защиту монарха. Каждую нашу встречу он так или иначе вворачивал нечто, что вынуждало меня думать о государе и вовсе не гадости. Словно капля, он исподволь точил камень моего упрямства. Даже то, что рассказал всю эту отвратительную историю со спором… Это ведь было не просто так, его сиятельство не оставил для меня вопросов, которые я могла бы домысливать, накручивая себя всё больше. Подал всю историю разом, чтобы обдумала ее и пережила.
Да, это вполне в духе Дренга. Когда-то он изводил короля, вынуждая того думать обо мне. Притащил портрет, заговорил о нашей женитьбе и прочее, что выводило монарха из равновесия. Теперь проделывал нечто подобное со мной, заставляя вспоминать о государе нечто хорошее. А сегодня рассказал, как Ив ответил на попытку создания заговора против меня его теткой. Мерзавец Дренг… И я вновь усмехнулась.
Медленно выдохнув, я устремила взор на судью. Тот уже закончил зачитывать, выслушал клятву истцов и адвокатов не нарушать установленного порядка и не вводить суд в заблуждение, уселся в кресло и ударил в гонг, оповестив о начале слушаний.
— Господин Раскал, выскажитесь, — молоточек указал на нашего адвоката.
— Извольте, ваше благородие, — склонил голову адвокат.
— Ваше благородие, отчего же не мы? — влез господин Арогатт, после этого поднял руку, явно сменив последовательность действий.
Судья устремил на него взгляд. Он некоторое время молчал, не нарушал тишины и Раскал, впрочем, Арогатт тоже более не подавал голос. Я смотрела на эту троицу, и мне отчего-то затянувшаяся немая сцена всё более напоминала фарс. Наконец, Доммер вновь поднял молоток и указал им на нашего адвоката.
— Но позвольте, ваше благородие! — возмутился адвокат Пьепа. — Они – сторона отвечающая, так отчего же именно они?
— Он не в своем уме? — спросил шепотом Дренг.
— В своем, — также шепотом ответил Гард. — Обычная практика в мировом суде. Адвокаты так давят на судью, чтобы показать, что они – сторона более обиженная, а потому снисхождения и внимания им нужно больше.
— Тогда почему молчит наш адвокат? — спросила я.
— Потому что Доммер пока на нашей стороне, — пояснил Фьер. — Если судья даст слово Арогатту, Раскал обрушит на его благородие всё свое красноречие.
Молоточек снова указал на Раскала.
— Ваше благородие…
— Вы собираетесь говорить, господин Раскал? — игнорируя Арогатта, спросил судья. — Если вам нечего сказать, то я буду вынужден услышать призывы противной стороны.
— Мне есть, что сказать, ваше благородие, — склонил голову наш адвокат. — Я ожидаю, когда господин Арогатт выдохнется и вспомнит о приличиях.
— Позвольте! — возмутился оппонент, и Раскал пошел в атаку:
