Просчитав частоту визитов, я поняла, что они почти всегда совпадали с теми днями, когда просиживала у дядюшки до самого вечера, занимаясь делами своего фонда. Ив обычно спрашивал меня о планах на день, и это повелось с самого начала наших отношений, потому нет ничего удивительного в том, что он знал, когда, куда и насколько я отправляюсь. И всё равно всё это могло быть всего лишь совпадением.
Однако делать вид еще несколько дней, что между нами ничего не происходит, улыбаться и принимать его ласки, было выше моих сил. Я должна была лично увидеть этого таинственного покровителя. И если им окажется другой мужчина, я поклялась себе выбросить дурные мысли из головы и более никогда не сомневаться в моем мужчине. А потому, сообщив, что сегодня просижу до вечера у графа Доло, я отправилась по адресу, указанному Фьером.
Сначала покаталась по окрестностям, приводя мысли в порядок. Постепенно волнение улеглось, пришла холодная решимость, и я приказала проехаться по нужной мне улице. Тогда-то я приметила сквер. Коляска остановилась с другой его стороны, а я выбрала место, с которого смогу наблюдать и не буду приметна сама.
Погода и вправду портилась. Солнце скрылось еще час назад, но дождя всё еще не было, только ветер вдруг усилился, будто забирая у меня остатки переживаний. И к моменту, когда Тальма устала торчать за моей спиной без дела, казалось, что сейчас разразиться первая весенняя гроза. На моей душе было мрачно, но спокойно.
— Ваше сиятельство, да что это с вами? — спросила камеристка, встревоженная моей неподвижностью.
— Всё хорошо, дорогая, — ответила я. — Еще немного. Потерпи.
Я рассеянно следила за высоким человеком в неприметном сером плаще, он прогуливался неподалеку от «пряничного» особняка. Чем-то похожий на него мужчина остановился недалеко от сквера и поглядывал по сторонам. Потом я переместила взор на третьего «близнеца», который вроде бы с интересом читал газеты, расклеенные на тумбе. Нахмурившись, я опять осмотрела всех троих и ощутила, как сердце вдруг ухнуло куда-то вниз. Гвардейцы! Боги, это же гвардейцы!
Шагнув за завесу свежей зелени, я чуть сдвинула ветки и вдруг поняла, что не слышу ни звука, кроме глухого уханья в ушах. Судорожно вздохнув, я попыталась набрать в грудь больше воздуха. А потом, прикусив до боли губу, я смотрела, как к дому подъехал наемный экипаж, и из него вышли трое. Двое высоких мужчин и один пониже. На нем был плащ, но эту походку я знала столь хорошо, что скрыть ее под широким одеянием было невозможно.
— Пройди мимо, — прошептала я. — Умоляю…
Но он не прошел. Один из сопровождавших государя гвардейцев дернул шнур колокольчика, и дверь тут же распахнулась. Я даже увидела женские руки, накрывшие его плечи, и как мой неверный любовник, протянул руку, явно приобняв невидную мне женщину за талию, скрылся за дверью.
Рванув завязки плаща, я открыла рот и жадно вдохнула воздух, уже напитавшийся влагой. Правда… Всё правда! И я только сейчас поняла, что устроила эту слежку лишь с одной целью, чтобы убедиться – мне солгали. Но Селия не лгала. И мне вдруг открылось, что придворные знали об этой интрижке. Раз нашелся тот, кто принес сплетню герцогам Ришемским, значит, знали… И Дренг, конечно же, тоже знал. А Элькос? Мог он знать?
— Он бы тоже не сказал… — прошептала я, а потом с силой ударила по стволу сжатым кулаком и зло хохотнула: — Мои друзья!
Гвардеец, стоявший на моей стороне улицы, повернул голову на мой вскрик. Я отшатнулась и стремительно развернулась к Тальме.
— Мы уезжаем, — сказала я хрипло.
— Госпожа, — служанка понизила голос: — А там был не… государь?
Криво усмехнувшись, я сжала ее плечо и указала взглядом в сторону коляски. Но опомнилась и вновь отвернулась от Тальмы. В моем потайном кармане лежало письмо, которое я писала, пока пребывала в своем оцепенении, которое приняла за спокойную уверенность. Где-то в глубине души я была уверена, что не воспользуюсь им. Пойму, насколько были глупы мои сомнения, разорву и вернусь во дворец с легким сердцем. А пригодилось…
Покинув свое укрытие, я подошла к гвардейцу, ждавшему появления короля, он обернулся на мой голос, и по лицу верного телохранителя скользнуло изумление. Я увидела, как его взгляд метнулся к особняку, и усмехнулась. После протянула ему письмо и попросила, глядя в глаза:
— Передайте ему, когда выйдет. Не раньше. — Гвардеец нахмурился, и я взяла его за руку: — Пожалуйста.
— Как вам угодно, ваше сиятельство, — наконец, ответил он.
Вымученно улыбнувшись королевскому телохранителю, я вернулась к служанке. Она закрыла рот ладонью и взволнованно спросила:
— Что же это, ваше сиятельство?
— Это конец, дорогая, — ответила я и велела: — Идем.
Сейчас страдание, едва набиравшее силу, отступило. Я заставила себя думать лишь о том, как на время исчезнуть из столицы. Я понимала, что мне еще предстоит тяжелое и неприятное объяснение. Даже если его чувства ко мне угасли, то такой собственник и себялюбец, как Ивер Стренхетт, не позволит уйти от него, довольствуясь несколькими словами в послании. И потому не имело смысла далеко бежать – найдет. Но мне хотелось скрыться хоть ненадолго, чтобы обдумать, как мне жить дальше. Ни видеть его, ни разговаривать, ни тем более позволять прикасаться к себе я не желала.
— О, Хэлл, — воззвала я к своему покровителю. — Помоги, молю.
Я направилась к коляске, Тальма поспешила нагнать меня. Гвардейцы, разумеется, тоже. Они не отстанут, и тем выдадут мое местонахождение слишком быстро. И я знала, как это исправить. Пусть несколько часов, хотя бы сутки, но я должна была побыть наедине с собой.
— В мой городской особняк, — велела я.
Уже когда коляска отъезжала, я обернулась и увидела гвардейца с моим письмом в руке. Он покинул свой пост и глядел нам вслед.
— Лишь бы исполнил обещание, — тихо сказала я, ни к кому не обращаясь. Можно было оставить послание во дворце и тем самым оттянуть момент, когда начнутся поиски, но мне до безумия хотелось, чтобы в тот миг, когда монарх будет расслаблен и удовлетворен, он открыл мое послание и получил словесную пощечину. Мне хотелось верить, что ему будет хоть немного больно…
Отчий дом встретил меня тишиной. Сейчас отсутствие хозяев ощущалось особенно остро. Может потому, что мне хотелось, как то случалось в детстве, броситься на шею матушке, или же усесться на колени к батюшке и захлюпать носом ему в шею. Чувствовать, как большая теплая ладонь гладит меня по спине, и знать, что я скрыта от невзгод и несправедливости.
