Он остановился. Это стало знаком, после которого к королю приблизились пажи и хранитель королевских реликвий с помощником. Первые сняли с плеч государя мантию, второй, поклонившись, с благоговением подставил раскрытый ларец, и двое пажей, чьи руки не были заняты мантией, сняли с шеи монарха медальон с гербом Камерата. Его убрали в ларец. Помощник хранителя реликвий опустился на одно колено и принял посох власти. На государе из всех регалий осталась лишь корона. Для следующей части торжества этого было достаточно.
— Господа жду вас на моем празднике, — сказал им король и вновь подставил мне локоть.
Реликвии отправились в хранилище, мы в бальную залу. Теперь сопровождали нас только гвардейцы.
— Как тебе показался племянник? — спросила я с любопытством.
— Милый младенец, — без особых эмоций ответил государь. — Сейчас сложно сказать, на кого похож. Глаза голубые, пушок на голове черный. Вроде и Стренхетт, но посмотрим, в кого пойдет. Еще рано делать выводы. — Он немного помолчал, но вдруг приостановился и посмотрел на меня: — Ты хочешь на него посмотреть? Взять на руки?
— О, — отмахнулась я. — Что ты. Он такой маленький, мне страшно причинить ему случайно вред. Нет, в руки я бы его взять не хотела, но поглядеть было бы любопытно.
— А мне было бы любопытно поглядеть на тебя с младенцем на руках. Должно быть, очаровательнейшее зрелище.
Я ответила настороженным взглядом.
— К чему ты это говоришь? — осторожно спросила я.
Государь изломил бровь, посмотрев на меня с легким удивлением, затем усмехнулся:
— Нет, ты неверно поняла. Я всего лишь сказал, что ты должна мило выглядеть, когда возьмешь на руки дитя. Только и всего. Бастард мне не нужен. Но однажды ты возьмешь на руки моего сына, это я знаю точно.
Теперь я и вовсе была сражена его словами, не понимая, как их воспринять. Ив с явным интересом наблюдал за мной, а я стояла, не в силах осознать то, что он задумал. Наконец, не выдержала и воскликнула:
— Но это невозможно! Ив, ты не поступишь так со мной…
— Как? — полюбопытствовал он.
— Если ты говоришь о нашем браке, то это совершенно неправильно и неразумно! И…
— И?
— И я не хочу!
— И что же дурного в том, чтобы стать королевой?
Я впилась ему в лицо пытливым взором, но не увидела: ни злости, ни упрямства, ничего, что подтвердило бы мои подозрения. Только ирония и прежнее любопытство.
— Так ты не об этом? — вновь осторожно спросила я.
— Не об этом, но твои слова меня, признаться, задели, — ответил король. — Я жду пояснений. В конце концов, мы и так живем, как муж и жена. И чтобы изменил храм?
— Всё! — воскликнула я. — Мы не живем, как муж и жена. Мы живем, как любовники. И это не обременяет нас обязательствами и предписанными законом и этикетом правилами. И первое, что изменится, мы уже не будем делить покои, мы будем делить дворец. Королева с малым двором в своем крыле, король в своем. Я не смогу покидать дворец, как сейчас, не смогу заниматься ничем, кроме как посещать одобренные тобой заведения, чтобы погладить по головам сирот и оставить им некую сумму денег. Но я уже не смогу проконтролировать, куда ушли эти деньги, потому что всякая государственная деятельность будет мне запрещена. С министрами я смогу беседовать только о погоде, а всё иное будет равняться предательству. И всё потому, что женщина не может быть причастна к власти. Попытка управления приведет к моей казни. Верно? Или ты собираешься переписать этот закон и позволишь мне стать твоим соправителем?
— Нет, не собираюсь и не позволю, — ответил Ив. — Женщина у власти – это прямое нарушение одного из основных законов. Чтобы его переписать нужно больше, чем мое желание.
— Я не смогу просто сидеть со своими фрейлинами и умирать со скуки, слушая чтение рекомендованных книг. Да я взвою! И что тогда? Отправишь меня на плаху или пришлешь палача с удавкой? А тебе придется отдать приказ, потому что я не утерплю и суну нос в государственные дела, и это может стать известным. И даже если я просто спрошу Атленга о внешней политике, а он ответит – это уже будет называться изменой. И как же ты тогда поступишь? Топор или удавка?
Государь рывком притянул меня к себе, подцепил пальцами подбородок и заглянул в глаза:
— Не хочу смотреть, как твоя голова расстанется с телом, — нервно улыбнувшись, ответил он. — В вашем сочетании есть неоспоримая гармония. Проклятье, — Ив передернул плечами и отвел взгляд: — Даже представить это невозможно. Ни удавку, ни топор. В тебе слишком много жизни, чтобы… Боги, — голос монарха охрип, и он кашлянул, прочистив горло. — Не хочу об этом. Жутко. — И покривился: — Дай мне минуту.
Он выпустил меня из объятий и отошел в сторону. Опершись ладонью на стену, король опустил голову и застыл так на некоторое время.
— У-уф, — наконец, выдохнул государь, оттолкнулся от стены и развернулся ко мне. Он протянул руку, и я подошла к нему. Ив вновь обнял меня и, прижав мою голову к своему плечу, произнес тихо: — Какая ужасная фантазия. Хвала Богам, что она не может осуществится. Не хочу без тебя. — Он отстранился, и я подняла на него взгляд: — Душа моя, ты едва не довела меня до разрыва сердца.
— Которого из двух? — с улыбкой спросила я.
— Негодница, еще издеваешься, — усмехнулся государь. — Но закончим об этом. Разговор был пустой, а ты превратила его в нечто мрачное и дикое. Тебе не о чем переживать, я не собирался делать тебе предложение. Этот брак не примут и не поймут, а потому пусть всё остается, как есть. Теперь ты успокоилась?
— Но что тогда ты подразумевал, говоря, что однажды я возьму твоего ребенка на руки? — спросила я, вновь преисполняясь любопытства и настороженности. — Неужто хотел сказать, что, женившись и зачав дитя, ты унизишь мать тем, что позволишь любовнице возиться с ее ребенком?
Государь усмехнулся. Всякие переживания его отпустили, а значит, я коснулась темы, его не трогавшей.
— Шанни, душа моя, ты ведь понимаешь, если я когда-то и женюсь на какой-нибудь принцессе, то лишь ради наследника. По сути, мне нужно лишь ее чрево, а не она сама. У меня есть женщина, которую я люблю и почитаю своей. Так разве же есть что-то удивительное, что я предпочту видеть свое дитя на руках возлюбленной? До чрева мне нет никакого дела.
— Фу, Ив, — скривилась я. — Какая мерзость. Ты говоришь ужасные слова.
— Зато правду, — он пожал плечами. — А потому закончим разговор о женитьбе и детях. Пока я не желаю ни того, ни другого. Мы продолжим жить, как жили. Ты будешь менять устои и сводить с ума законников, я тихо потворствовать тебе и иногда исполнять капризы и пожелания. А ты за это дарить мне свой огонь и благодарность. — Король снова усмехнулся: — Шанриз Тенерис, я отравлен вами.
— Противоядия нет, — притворно вздохнула я.
— Не хочу противоядий, — он мотнул головой и, склонившись, шепнул: — Люблю тебя изо всех сил, лучик, — а после приник к моим губам.
