Невероятно, но факт остается фактом – я сумела добиться соглашения уже после того, как Кодекс был закончен и подписан королем, а случилось это через неделю после моего возвращения из Канатора. Ив спешил, чтобы закрепить свои позиции, и успел, разумеется. В соответствии с обновленными правилами, королеве запрещалось заниматься какой-либо деятельностью, кроме благотворительности – это мне все-таки отдали, чтобы смягчить отказ в участии в будущих реформах, которые могли быть спровоцированы родом Доло. Я могла покровительствовать, но лишь номинально. Дядюшке позволили и дальше пользоваться моим именем, но никого влияния я не имела. Мне досталась роль стяга, который понесут в руках мои родственники.
После того, как последняя статья Кодекса, оставшегося почти без изменений, была дописана и подтверждена резолюцией короля, я медленно выдохнула и… лучезарно улыбнулась, согласившись с желаниями государя. Но уже на следующий день я начала свою осаду. О нет, я не рыдала, не заламывала руки и более не уговаривала. Этого мне хватило вдоволь. Напротив, я была мила и ласкова, сверх всякой меры мила и ласкова. Я дала монарху то, чего он так страстно желал. Свое безраздельное внимание, а еще присутствие. О да! После подписания Кодекса он получил всё, чего желал!
Но по порядку. Проснувшись в первый день исполнения желаний Его Величества, я блаженно потянулась, улыбнулась пасмурному дню и призвала Тальму.
— Подготовь одно из платьев, которое мне дарил государь, — распорядилась я. — И прическу сегодня сделай по той моде, которая была семь лет назад.
— Вы же терпеть не можете высокие прически, — напомнила мне заботливая камеристка. — И эти платья… они же, — служанка бросила вороватый взгляд на дверь, после склонилась к моему уху и шепнула: — Вульгарные.
— Подготовь, — велела я, и Тальме оставалось приступить к исполнению.
Оглядев себя в зеркале, когда была облачена и причесана, я растянула губы в счастливом оскале. На меня из отражения смотрела придворная дама в несколько устаревшем наряде, но ведь это я. Сегодня устаревший, а завтра вновь будет в моде. Раз уж моя светлость решила так облачиться, то и придворным дамам не стоило пренебрегать новыми веяниями.
Дальше я отправила королю записку с пожеланием доброго утра и уселась читать книгу. Ответ мне принесли быстро, мой жених посылал мне поцелуй и пожелание приятного дня.
— Он таким и будет, мой дорогой, — хмыкнула я. — Для меня так уж точно.
Я уделила государю всё свое внимание. Писала записки, являлась в кабинет, соблазняла, флиртовала, требовала поцелуев, даже смела со стола документы и заняла их место. Это стало пределом терпения, и Его Величество, мягко выпроводив меня, велел найти себе дело.
После этого я ушла к своим канаторцам и весьма весело проводила время. Комплименты сыпались на меня со всех сторон, и я отвечала чуть лукавой улыбкой и благоволением. В общем, вела себя примерно, как герцогиня Аританская в пору, когда желала быть в центре всеобщего внимания. И когда король пожелал меня видеть, то получил известие, что я со своим Двором и вполне счастливо обхожусь без него.
Ив явился за мной лично. Возможно, желал полюбоваться на то, как чинно я провожу свое время, но обнаружил меня в окружении моих и своих придворных, привлеченных смехом. Был здесь и Дренг, пустивший в ход свое остроумие. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент кто-то громко произнес мне комплимент, и я приняла его с улыбкой. Это окончательно привело монарха в крайнюю степень раздражения, и я была возвращена в королевское крыло. Дренгу же, напротив, было велено не показываться на глаза, пока о нем не вспомнят.
В покоях я выслушала целую речь, закончившуюся возгласом:
— И сними это ужасное платье! Тальма! — камеристка явилась на зов, и монарх приказал: — Всю непотребщину сжечь!
— Милый, но это ты дарил мне эти платья, я дорожу ими, — попыталась возразить я.
— С каких пор? — ядовито вопросил король.
— С этих самых, — ответила я. — Это в разъездах мне требовалась более удобная и простая одежда, а теперь я могу носить то, что ты мне подарил. Я хочу быть такой, какой ты желаешь меня видеть.
— Я желаю видеть тебя обычной! — рявкнул Ив.
— Как тебе угодно, милый, — пожала я плечами.
После обеда я была в своей одежде, но не в разуме. Я вновь ходила кругами вокруг короля, изводя его своими желаниями и просьбами. А вечером, когда собрался его привычный круг приближенных, включая Дренга, без которого было бы скучно, я опять вела себя не так, как обычно. Смеялась, кокетничала и ощущала себя восхитительной пустышкой.
— Я вовсе не этого желал! — отчитывал меня государь, когда изгнал всех своих гостей. — Не вздумай повторять этого завтра.
— Как тебе угодно, милый, — ответила я.
А на следующий день вовсе не выходила из покоев. Так и провела весь день в домашнем платье, валялась на кушетке с любовным романом в руках и поглощала сладости. Когда монарх зашел, чтобы проведать меня и похвалить за то, что не мешаю ему, то обнаружил унылую картину моей лени. И это тоже ему не понравилось. Однако так мне никто не говорил комплиментов, и сама я не смеялась над чужими шутками, а потому король рычать не стал. А еще через день я вовсе не поднялась с постели до полудня, и после полудня бродила по покоям взлохмаченным призраком в халате.
— Что происходит?! — вопросил Его Величество, обнаружив меня развалившейся в кресле. — Вчера ты хотя бы переоделась и причесалась.
— Зачем? — спросила я. — Всё равно никуда не выхожу.
— Но я-то тебя вижу!
— А ты меня всякой любишь, — ответила я. — Разве нет? Два дня назад ты именно так и говорил.
— Да, я люблю тебя всякой, но хочу видеть мою Шанни.
— Твоя Шанни была полна забот, — отмахнулась я. — Ей не приходилось изыскивать способы развлечь себя и занять время, пока ее дорогой хищник решит обратить на нее внимание. Я попыталась получить твое внимание сама, но получила в ответ только раздражение. Ты велел не мешать и велел не выходить из покоев. Я послушно сижу здесь, как ты и желал. Однако я не комнатная собачка, чтобы наряжаться и ждать хозяина, а после кидаться к нему с радостным лаем, а потому веду предложенный образ жизни. Я стала тенью, и ты всегда можешь отыскать меня там, где оставил. Так чем же ты недоволен?
— Не переупрямишь, — отчеканил король, и я ответила:
— Как тебе угодно, милый.
На четвертый день я была нарядна и сидела на кресле, не сводя взгляда с двери. И когда Ив явился, я бросилась ему навстречу, повисла на шее и целовала в щеки, глаза, губы, шею, перемежая всё это с восклицаниями, радуясь, что он пришел ко мне. А вечером, когда приближенные вновь были созваны, я сидела, не произнося ни звука. Не обращала внимания на шутки и на слова, обращенные ко мне, и только после раздраженного восклицания государя:
— Быть может, ты соизволишь ответить?
