— Слово Ахметовых закон.
Я дал слово.
Дьявол.
Я и не заметил, как меня загнали в ловушку. Я даже толком не читал на что соглашаюсь, пробежал взглядом, не отметил ничего определенного про срок свадьбы и решил выдать подтверждение. Я видел, что отец невесты выглядит хреново. Бледный. Худющий. Еле ноги передвигает. Но я не придал никакого значения этому факту. Вообще. Не оценил риск до конца.
Кретин. Придурок.
Я ничего не соображал. И теперь…
— Ты должен избавиться от рабыни, — заключает отец. — Нельзя держать ее в одном доме с законной женой. Как бы мир не изменялся, такой наглости никто не потерпит. Забирай долг. И забудем про месть до нового поколения.
Я загнал себя в ловушку сам.
Жадностью. Жаждой.
Проклятье. Как же отец ржал. Как хохотал надо мной. Пока я считал, что судьбу поимел. Молодец какой, вспомнил древний обычай, всех заткнул, власть утвердил.
Соплежуй. Жалкий. Наивный.
Я сохранил ее.
От других.
Но не от гибели.
Глава 54
Холод резко возвращает меня обратно в реальность, вырывает из царства сладких грез, обрушивается на тело могильной плитой, вдавливая в мягкую поверхность матраса. Едва успеваю осознать происходящее. Мои веки по-прежнему плотно сомкнуты, разум дурманит сонная дымка. Трудно понять, где настоящее граничит с выдуманным, различить правду и ложь. Одно помню точно, там, во сне я была счастлива.
А теперь?
Треск разрываемой ткани оглушает, заставляет задрожать, погружает в пучину утробного ужаса. Становится еще холоднее. Зубы стучат.
Я открываю глаза и даже в кромешной темноте обжигаюсь о взгляд Марата. Горящая чернота пронизывает насквозь. А потом я обжигаюсь об него самого.
Господи. Какой он горячий. Точно Дьявол. Из самого пекла вырвался и ворвался сюда. Жутко представлять, сколько в нем градусов. Наверняка, побиты все рекорды до единого. Мощное мускулистое тело буквально сжигает меня дотла, наваливается сверху, жестко обрушивается на обнаженную плоть. Заставляет содрогнуться, повергает в ледяной шок, сковывает обжигающим трепетом.
Я задыхаюсь. Просто не могу втянуть воздух, впустить кислород в легкие. Замираю в напряжении, плавлюсь от дикого напора своего хозяина.
Да. Именно так. Он мой хозяин и господин. Он может брать меня где угодно и когда угодно. Давно пора привыкнуть. Нет никакого смысла надевать в постель нижнее белье. Одежда будет разорвана в клочья при первой же удачной возможности.
Как Марат настроен сегодня ночью? Чего жаждет? Нежнее или пожестче? Мы не виделись дольше суток. Он исчез сразу после встречи с тем жутким типом по кличке Татарин, уехал и не спешил возвращаться, вероятно, вершил свои чудовищные дела. Пытал или убивал кого-то, а возможно, подписывал смертные приговоры. И вот он трогает этими руками меня. Едва кровь смысл.
Боже, почему я об этом думаю?
Нужно бежать. Бежать, бежать, бежать. Без вариантов. И как можно скорее. Чем раньше, тем лучше. Но я даже глоток воздуха совершить не способна. В железных объятьях цепенею, теряю всякую волю к сопротивлению.
Его огонь уничтожает меня, порабощает и подчиняет.
Я просто кукла. Вещь. Игрушка, которую удобно трахать.
Даже эти унизительные мысленные выводы не помогают протрезветь, сбросить вязкие путы морока.
Марат срывает с меня нижнее белье, отправляет обрывки кружева вслед за ночной сорочкой и накрывает мою грудь ладонями. Сминает и сдавливает, трогает с такой звериной жадностью, что у меня перед глазами все плывет. Никто другой подобным образом касаться не умеет. Не умеет пожирать без остатка, рушить и выжигать под чистую, сокрушать единственным прикосновением. И вроде бы пора привыкнуть, смириться с его животной властью, но ощущения до сих пор остры, полосуют разум, режут на части, точно стальные лезвия.
Этот мужчина склоняется надо мной, смотрит прямо, не позволяя отвести взгляд, четко держит контакт — глаза в глаза. А потом вгрызается в мои губы. И как кислород по венам течет, жилы пронизывает, наполняет дыханием изнутри. Он легко взламывает и размыкает мои уста, втягивает мой язык в свой до одури горячий рот, обвивает своим языком, алчно обсасывает. Действует грубо, безжалостно, отбирает выбор. Ощущение, будто трахает меня так, насилует своим ненасытным ртом. Долго, жадно.
И вдруг на шальную нежность срывается. Подается вперед сильнее, проникает языком в мой рот, ласково скользит внутри, обводит. Издает странный звук, гулкий стон пополам с животным рычанием, словно довольный зверь урчит.
Я чувствую, как мой живот сводит тягучая судорога. Еще и еще. Марат тоже чувствует эти спазмы, ведь прижимается вздыбленным членом к лону, не проникает, подразнивает, выжидает, доводит до высшей точки исступления.
Он продолжает целовать меня, целиком и полностью подчиняя своей несгибаемой воле, и двигает бедрами вперед, трется громадным напряженным органом о мою чувствительную плоть. Одного небрежного мазка хватает, чтобы я взорвалась и рассыпалась каскадом жгучих ослепительных искр, взлетела до небес и вернулась обратно на грешную землю, простонала и выгнулась дугой под своим палачом.
— Ты всегда кончаешь от поцелуев? — хрипло спрашивает Марат, отрываясь от моих губ, толкается вперед, точно играючи.
Дикая судорога сводит мое тело. Впечатление, будто я вечность без секса страдала, настолько голодна.
Что он делает со мной? Что он…
— Это только ты, — роняю тихо.
— Я? — черные глаза душу вынимают.
— Ты так целуешь, — выпаливаю сдавленно. — Ты меня сводишь с ума. Ты никакого выбора не оставляешь. Берешь и берешь. И даже когда кажется, что уже нечего со мной такого сделать, нечего брать, все равно находишь новое, отбираешь.
— А может, ты просто потаскуха? — спрашивает насмешливо, без злобы, с заметной долей издевки. — Кто тебя потрогает, на того и течешь как последняя сука.
— Нет! — дергаюсь, пытаюсь выползти из-под него. — Ты же знаешь, это не так…
— Лежать, — приказывает холодно.
— Пусти, — требую. — От-пусти.
Упираюсь ладонями в его грудь, но пальцы отказываются подчиняться. От ощущения его гладкой упругой кожи, мое дыхание учащается. Стальные мышцы в момент напрягаются под моими руками.
Черт. То, как я сражаюсь с ним, точнее — пытаюсь сражаться, больше смахивает на ласку любовницы, а не на борьбу.
Марат смеется, и так же, с усмешкой раздвигает мои бедра шире, подхватывает под ягодицы и насаживает на свой гигантский задеревеневший кол.
Вскрикиваю. Что-то не так. Что-то изменилось. Однако что? Пока не могу понять.
Он огромен. По-прежнему. Разгорячен до предела. Тяжелые волосатые яйца вбиваются в промежность со звучным шлепком. Я четко ощущаю каждую вену. Буйную пульсацию затвердевшей плоти внутри. Жилистый орган безжалостно и беспощадно таранит меня.
