Глава 30. Александра
Я запираюсь дома на три дня.
Залезаю под одеяло, отключаю телефон, закрываю дверь.
Меня нет, кончилась, сошла на нет.
Дважды кто-то приезжает, стучится в дверь, но я прячусь, накрывая голову подушкой. Лежу до тех пор, пока снова не становится тихо.
Стучащий оказывается не таким настырным, и я не знаю, радоваться этому или нет. Возможно, если я сдохну, меня найдут только после того, как соседи начнут жаловаться на запах. Но сейчас мне нужно одиночество.
После второго визита пишу на листке «Не беспокоить до зимы», и оставляю возле входной двери.
Дурацкий поступок, детский, только мне все равно.
Хочется тишины, покоя и средства, которое поможет залечить душевные раны. Желательно, без алкоголя.
За эти дни из еды — только чай, в больших чашках, который я пью, когда от голода желудок сводит спазмами. Когда в шкафу заканчивается заварка, перехожу на горячую воду.
Моему настроению способствует и погода. Серые плотные тучи накрывают город, давят на плечи, не могут разродиться дождем. Подхожу к окну вечером, вглядываясь, как озаряется всполохами белого на самом краю горизонта. Открываю окно, вдыхая уличный воздух, с запахом сырого асфальта.
Я жду дождя, наблюдая, как туча медленно ползет мне навстречу. С первыми каплями дождя становится легче. Я плачу, сидя на стуле, глядя как в телевизор, в распахнутое настежь окно. От раскатов грома прямо над головой мелко звенит посуда и стекла, в соседнем доме мигает свет.
Присаживаюсь на подоконник, высовываю ладонь под дождь, а потом провожу ею по лицу.
Через дорогу стоит машина, темная, цвет не разглядеть, но кажется, что синий. «Мерседес». Я замечаю его только тогда, когда громко хлопает дверь автомобиля, замечаю и задыхаюсь на мгновение. Заводится мотор, и «Мерседес» скрывается из вида — но не тот самый, лишь похожий.
Он не должен приезжать сюда.
Он убийца, от которого отказалась родная мама.
По вине которого умер мой муж и чуть не скончалась сестра.
Наверное, именно это я не могу ему простить, что он за моей спиной пошел разбираться с Лизой. Решил за всех, что так будет лучше, даже не посоветовавшись.
Усмехаюсь. О чем я? Илья и советоваться?
Тру виски, и никак не пойму, чем мы с ним занимаемся. Зачем он шел сегодня ко мне, собираясь рассказать правду? Чтобы я обвинения перекинула на адрес сестры? Ее винила в смерти мужа?
Глупости.
Сутки напролет одни и те же вопросы, на которых я не нахожу ответа. Снова заворачиваюсь в одеяло, оставляя окна лишь чуть приоткрытыми. Нет сил думать, что дальше, нет желания искать виноватого. Я просто хочу, чтобы обо мне все забыли.
Но следующий день демонстрирует обратное: едва стрелки часов доходят до десяти, как настойчивый звонок прорезает неподвижный воздух квартиры. Лежу, не шевелясь и даже не дыша, вытянув руки вдоль туловища.
— Влади нет, — слова, произнесенные вслух, кажутся такими странными за несколько дней молчания.
Нежданный визитер не отступает, и мне приходится идти к двери. Не заглядывая в глазок, распахиваю ее, ожидая увидеть кого угодно, только не Федорова.
— Николай Алексеевич?
Он стоит в короткой рубашке, через локоть переброшен пиджак. Поправляет очки, в которых изредка появляется в офисе, и смущенно улыбается:
— У меня не было иного выхода.
— Что-то случилось?
— Домой пустишь?
Я отхожу в сторону, делая приглашающий жест рукой. Мельком смотрю на себя в зеркало — нечесаные лохматые волосы, бледное лицо.
— Я на минутку, — скрываюсь в ванной, чищу зубы, на голову брызгаю сухой шампунь, чтобы хоть как-то придать себе вид живой. Не надо лишних сплетен.
На кухне чисто, — когда ты пьешь только чай, мусору взяться просто неоткуда.
— К чаю, к сожалению, ничего нет.
— Я не за этим сюда пришел. Что случилось с тобой, Сашенька?
Раньше Федоров частенько бывал у нас, и Кирилл искренне любил этого невысокого человека с умным лицом. Намечающаяся проплешина ничуть не портила его внешность, а мягкая улыбка и спокойный голос могли заставить любого доверить свои тайны.
Я искренне симпатизировала Федорову, хотя в последнее время его визиты к нам были все реже и реже.
— Заболела, — пожимаю плечами.
— Из-за сестры?
Никак не реагирую на его слова, вопросительно вглядываясь в лицо. Возможно, в другой ситуации я бы тоже начала рассказывать о своих проблемах, но не сегодня. И не про Илью.
— Твоя мама пыталась тебя найти на работе, секретарь переключила на меня. Мы с ней минут десять поговорили, так что я в курсе того, что произошло.
Неожиданно ухмыляюсь, скрещивая на груди руки:
— И зачем тогда все это?
— На самом деле, я не собирался тебя возвращать к жизни. Я не психолог, и это не мой профиль.
— А что тогда?
— Мне нужна твоя помощь, — он разводит руки в сторону и улыбается. Снимает очки, аккуратно определяя их на стол. — Разговор серьезный, и я тебя прошу отнестись к нему соответственно. Никто не должен узнать, потому что… Ты сама сейчас поймешь.
Я пытаюсь угадать, к чему он клонит, заранее хмуря брови. Мне не нравится вступление, с которым Николай Алексеевич выступает сейчас.
— Совершенно не понимаю, чем могу быть Вам полезной, но готова выслушать.
— Речь пойдет об Илье.
Собираю остатки силы воли, чтобы держать лицо нейтрально-скучающим. Никто не должен догадаться о причине нашей с ним размолвки и моего ухода.
— Ты из-за него уволилась?
— Нет, — мотаю головой слишком активно, — я просто поняла, что от меня никакой пользы компании, а мне достаточно тяжело в таком ритме жизни. Да и обстоятельства сложились, что семье я нужнее.
— Поэтому ты на три дня пропала, не отвечая на их звонки?
В глазах искрится веселье, совершенное неуместное, но я фыркаю в ответ на его слова, снова качая головой.
— Что Вы от меня хотите, Николай Алексеевич? Давайте ближе к делу.
— Ты не замечала в последнее время странности в поведении Ильи?
О, мне есть, что сказать на эту тему. Только не Федорову.
— Мы с ним не так тесно общаемся.
— У меня есть подозрения… Как бы это мягче выразиться… Что политика Ильи может привести наше дело к провалу. Сейчас очень сложная ситуация с «Палладиумом», мы принимаем меры, но продажи там практически встали. Три квартиры за две недели — таких результатов в наших комплексах не было ни разу.
