Хотя ей, зачастую, было все равно, что творит сын. Сколько я помнила Диану, казалось, что женщину интересовал только собственный муж. С детьми она была не особо ласкова, поэтому мы старались не подходить к ней лишний раз с просьбами.
Кажется, Лизе на снимке как раз семнадцать, и это осень: деревья уже желтые, на нас дурацкие куртки, по моде тех лет. Сейчас кажется, что мы выглядим как толпа оборванцев. Помнит ли кто-нибудь из наших те времена? Можно спросить у Мити, он хорошо общался и со мной, и с Лизой. Но если это Кирилл…
Закрываю на миг глаза, справляясь с нервами. Если это он, то что? Что я буду делать? Его все равно не вернешь, как и ребенка сестры. У меня останется только правда, вопрос в том, хочу ли я ее знать?
Размышляю еще немного, и понимаю: хочу. Всегда есть шанс, что он не замешан в этой истории, и мне непременно нужно доказать себе это.
— И отомстить, — поправляю себя, поднимаясь с колен.
До прихода родителей я успеваю привести в порядок альбомы, забирая с собой только одно фото — то самое, где мы позируем большой компанией. Несколько снимков с нашей с Кириллом свадьбы лежат отдельно, будто им не нашлось места, что вызывает только усмешку.
На наше бракосочетание никто не пришел. Я и сама не рассчитывала устраивать пышных торжеств, но ждала, как минимум, своих родителей.
Мама и папа поддержали Лизу, бойкотировавшую наш праздник. Обидно, но это правда жизни: они всегда выбирают ее сторону.
У Кирилла в живых на тот момент оставалась только старая бабушка, страдающая Альцгеймером. До последних лет жизни она упорно называла меня Ульяной, а Митю и вовсе считала соседом.
Муж заказал мне наряд прямо из Штатов, и у меня сбылась дурацкая мечта, навеянная голливудскими фильмами: платье от Веры Вонг, с цветным поясом и пышной юбкой. Букет с орхидеей «Ванда» — я готовилась с особой тщательностью, выбирая каждую деталь с любовью. Хотелось, чтобы день запомнился надолго, и пусть мы вдвоем против всех, но вместе, и это главное.
Романтическая чушь, зревшая в голове, помогла стойко справиться с тем, что в торжественный день мы отмечали вдвоем.
И все же, где бы не были спрятаны снимки со свадьбы, мама хранит и их. Видно, и чувства свои прячет также глубоко, чтобы никто не нашел и не догадался.
— Саша? — мама заходит домой, тяжело снимая обувь на низком каблуке, — что случилось?
— Мимо проезжала, — пожимаю плечами, решая, что попробую выяснить все у нее. — Как Лиза?
— Уже лучше. Ставим капельницы, голова заживает. Жаловалась на тебя, что ты не заходишь к ней.
Я фыркаю, хорошо зная мамины уловки.
— Как-нибудь зайду, — «в другой жизни», добавляю мысленно. — Попьем чай?
— Идем, — пока мама моет руки, я грею чайник, накрывая на стол. В вазочке — вишневое варенье, и я уплетаю его, дожидаясь подходящего момента, чтобы задать нужные вопросы, но он все никак не подворачивается. Приходится брать инициативу в свои руки.
— Сегодня видели Лизиного однокурсника, — стыдясь, нагло вру в лицо маме, — он спрашивал, как у нее дела.
— Это кто? — хмурится она, пытаясь вспомнить.
— Худой такой, она еще встречалась с ним на первом курсе.
— Не помню, — качает головой она, — за ней на первом ухаживал Трофимов, из второго подъезда, но Лизка его быстро отшила. А зря, сейчас могла бы ездить на «мерседесах».
— Были у нее в жизни «мерседесы» уже… А разве не с Костей она была после школы? Еще домой приводила знакомиться, — продолжаю направлять маму в нужное русло.
— Костя на втором курсе был, точно. А ты чего вспомнить решила?
— Когда у Лизки была, она рассказала мне одну вещь…
Лицо мамы мигом меняется. Она смотрит на меня оценивающе, словно я — не ее дочь, а враг, готовый в любую минуту сделать гадость, и мне становится не по себе.
— Какую? — даже тон ее голоса становится иным, незнакомым, неприятным.
Я молчу, медленно отпивая остывший чай, и жду, когда она продолжит. Количество тайн на квадратный метр продолжает расти, но я даю ей возможность сказать правду.
Мама выбирает другой вариант:
— Забудь и не вспоминай никогда больше. Чтобы она тебе не говорила — Лиза и мы — твоя семья, единокровная. Помни об этом.
— Значит, ты знала, — качаю головой, — про аборт. Не побоялась отправить дочь под нож к врачу?
— Я не хотела, чтобы она судьбу свою сломала, — шипит мама, отставляя на блюдце чашку из тонкого фарфора, пока со злости не сломала ее, — родив в семнадцать лет.
— Кто отец ребенка? — перебиваю, сжимая скатерть в кулаке.
— Не знаю и знать не хочу, кто этот ублюдок. Он ей жизнь испортил!
— И ты тоже, — поднимаюсь, чувствуя, как больно внутри, и молча ухожу. Вслед мне не раздается ни единого звука, а я впервые думаю о том, как легко сломать судьбу другому человеку, принимая решение за него.
Как легко выстелить дорогу в ад для самых любимых… Лиза по своей уже дошла, остается понять, где сейчас я.
Глава 10. Александра
В машине хватаюсь за руль, словно только он удерживает меня в реальном мире.
— Что ж вы натворили, мама, — шепчу, смотря на лобовое стекло невидящим взглядом.
Лизу становится невыносимо жалко, только я и сама себе не могу дать ответ, что выбрала бы в семнадцать лет: рожать, боясь остаться матерью-одиночкой, или делать аборт, рискуя никогда больше не иметь детей.
Вряд ли сестра вообще задумывалась о том, что будет дальше, слепо идя на поводу у тех, кто принимал за нее решение.
Только почему она так остро реагирует на Кирилла?
Не позволяю себе представлять их вместе, но опасную мысль не выжечь из головы. С каждым часом она отравляет меня все больше и больше.
— Все, не могу так, — выезжаю из маминого двора, разгоняясь, и двигаюсь в сторону дачи. Если Митька там, вытрясу из него всю правду, а если нет — переберу старые вещи мужа, которые мы свозили туда все эти годы.
Еду по прямой, как стрела трассе, выжимая из машины максимум.
Неужели Кирилл мог быть таким: переспать сначала с моей сестрой, а потом жениться на мне? Мотаю головой, не веря. Мы прожили вместе душа в душу столько лет, почти не ругаясь, только ведь и жены маньяков не догадываются, с кем на самом деле ложатся в одну кровать каждую ночь.
Понимаю, что мысли уже заносит не в ту сторону, и ударяю по рулю рукой. Как с этим жить? К счастью, дом уже высится впереди, но я не вижу Митиной машины. Что ж, начать придется с вещей.
Засовываю в замочную скважину ключ, но он не поворачивается; приглядываясь, вижу, что тут сменили замок: расцарапанные следы от инструментов расчерчивают уродливыми линиями металл двери.
