— Догадываюсь, — не желая развивать тему, отвечаю я, в чем-то согласная с Яниными словами. Все так и есть. Вот она, цена моего недолгого, хрупкого счастья.
Доронина еще кричит что-то, распаляясь от собственных же слов, но я отпускаю телефон ниже, не выключаюсь, и прижимаю его к груди. Туда, где сейчас больше всего болит. Яна делится своим страданием, завернутым в обличительные слова, и я принимаю часть его на себя. Глаза жжет сухим жаром, но слезы никак не соберутся.
Когда такси подъезжает к дому, где жила Солнце, в трубке уже ничего не слышно. Я аккуратно выключаю звук, убирая телефон в карман. В груди жжет огромная черная дыра, выросшая на месте обуглившегося сердца.
Я пытаюсь затеряться среди пришедших попрощаться с Лилей, страшась предстоящего зрелища. Мне хочется помнить ее живой, пусть с испуганными оленьими глазами, нервно грызущую ногти, когда Иволга рассказывает страшные истории, прозрачную, — но с бьющимся сердцем.
Когда выносят гроб, понимаю, что никакие силы не заставят меня подойти ближе, туда, где разрывая сердце криком, плачет ее мать. Темный платок скрывает такие же светлые волосы, как у дочери, широкие рукава платья напоминают вороньи крылья, хлопающие в отчаянье над телом своего ребенка.
Ее пытаются успокоить, отводя в сторону, давая попрощаться выстроившимся в очередь людям в черных одеждах.
Теряясь в конце процессии, я прихожу к выводу, что последние события ослабили мое внимание. Я позволила чувствам затмить все остальное. Так не может продолжаться дальше, нужно найти способ отыскать маньяка и вытрясти из шептунов правду. Может ли убийца быть здесь, в толпе? Я уверена, что это не совпадение, и личность Солнце не была для него тайной. Более того, он убил ее не по наитию, а согласно своему плану. Вот только являлось ли для него сюрпризом мое появление на кладбище или он ждал меня? Мог ли серийник следить? Я шла, влекомая голосами, за мной — полиция, а если еще и убийца — одновременно? Ведь кто-то вывел из игры Толика.
Парень с кладбища и маньяк — один и тот же человек или два разных? Мысленно я не делаю между ними разницы, но ведь он уверяет, что настоящий убийца куда ближе. Только кто он?
Думать об этом, когда впереди несут гроб с убитой по какой-то странной логике девочкой, едва оказавшейся на свободе и тут же лишившейся жизни, кощунство. Но разыскать преступника нужно, во что бы то ни стало.
«Не время», — шелестит одна из них, четвертая.
«Когда оно будет? Когда меня вот так же, как Лилю, понесут на кладбище?».
Она не отвечает. Надеюсь, мне уготован иной исход.
Я разглядываю толпу людей в черном, особенно внимательно — мужчин. Может ли он быть здесь? Наверняка, среди провожающих есть кто-то из полиции, задающийся такой же целью. Но в мою пользу есть весомый аргумент — я его видела. Видела, и осталось живой. Надолго ли?
Никого, кто смутно мог бы напоминать убийцу, нет.
Я оборачиваюсь назад, чтобы еще раз убедиться в своих мыслях, и застываю.
Сзади меня, в темной одежде, с хмурым взглядом медленно шагает Доронин.
Видя, что я заметила его, он делает шаг вперед, и хватает меня за локоть.
— Привет, — шепчет на ухо Петр, и я сжимаюсь от источаемого им холода.
Глава 23
— Что ты тут делаешь? — я пытаюсь высвободиться, не привлекая внимания посторонних, но хватка у младшего Доронина — бульдожья.
«Почему все считают нормальным брать нас вот так за руки?»
«Это ни в какие ворота не лезет»
«Да он достал уже!»
— Не рыпайся, — обрубает адвокат, и я расслабляюсь, решая, что сопротивляться бесполезно. Устраивать концерт на глазах у родителей Солнце безумно стыдно, и какое-то время мы следуем бок о бок под тихие перешептывания и всхлипывания.
Я наклоняю голову низко-низко, глядя лишь себе под ноги. Из-под темных очков текут горькие слезы. В который раз я плачу за последние дни?
Люди кажутся темными воронами, и от бесконечных, чуть слышных разговоров, Лилино имя будто долетает со всех сторон, заставляя сердце каждый раз болезненно сжиматься.
— Доченька! — когда мы останавливаемся, чтобы четверо мужчин из ритуальной службы с красными повязками на плече подняли гроб в катафалк, мама Солнце снова начинает рыдать. Ее крепко сжимают в объятиях две женщины, очень похожие между собой. Если не сестры, то, безусловно, близкие родственницы. Я проталкиваюсь вперед, надеясь, что Петр сам меня отпустит, но мужчина не отстает.
Я останавливаюсь в паре шагов от плачущей женщины со знакомыми чертами лица, — Лиля многое унаследовала от матери.
Она поднимает голову и останавливает свой взгляд на мне. Я киваю, не зная, как иначе выразить свое сочувствие, и женщина подбегает к нам под удивленные взгляды остальных.
— Ты же Аня? — спрашивает она, проводя холодными пальцами по моим волосам.
— Да, — шепчу, пытаясь не разрыдаться. Я смотрю на нее, перехватывая руку и сжимая маленькую ладонь в непонятном даже мне жесте.
Кажется, что на меня смотрит Солнце. Не просто похожие глаза, — это её глаза.
Мурашки бегут вдоль по позвоночнику, теряясь на макушке в тех местах, где меня касались ледяные женские руки.
Она смотрит с такой мольбой, будто хочет что-то сказать. Шею жжет кулон, и я думаю, что стоит вернуть его, как память. Я так и не сумела передать вещицу, как того хотела Солнце. Впрочем, у меня остается последний шанс.
— Ты поедешь с нами? — задает следующий вопрос женщина, и я киваю, отвечая не ей — той девушке, что терзается, глядя на меня сквозь свою маму.
— Конечно.
— Я отвезу ее, — вызывается Петр, о котором я успеваю забыть. Лилина мама смеряет его равнодушным взглядом и позволяет увести себя.
Мы идем к машине: оглушенная неожиданным видением Солнца я и, как всегда, недовольный Доронин-младший.
Адвокат распахивает передо мной дверь, а я не успеваю даже отметить, как выглядит его автомобиль снаружи — так далеки мысли от того, что происходит здесь. Я прокручиваю раз за разом принятое решение, все еще сомневаюсь, правильно ли я собираюсь поступить.
— Ты лежала с ней в одной больнице? — спрашивает, наконец, Петр, ожидая, пока тронется скорбный кортеж. Он нажимает на кнопку, и я слышу, как защелкиваются все замки. — Стоило бы догадаться сразу.
— О чем ты? — тревога раненой птицей бьется в закрытые двери, в тонированные окна, не находя выхода. — Петр? Ты знал Лилю?
Мы трогаемся, пропуская вперед машины траурной процессии.
Я пристегиваюсь, чуть наклоняясь вперед. Может, позвонить Ивану? Искоса наблюдаю за неторопливыми движениями Доронина-младшего. Таится ли в нем угроза? Каждое его появление в мой жизни не приносит, ровным счетом, ничего хорошего, но это еще не значит, что мужчина способен причинить мне боль. По крайней мере, физическую.
