Я вопросительно смотрю на него с набитым ртом, торопливо дожевывая, чтобы задать вопросы, но Ваня опережает:
— Раз уж начали ремонт, нужно закончить как можно быстрее. Или ты против?
Спешно проглатываю, чтобы ответить:
— Не против. А не боишься, что выберу черные обои? В красный горох?
Он хмыкает, предпочитая ответу суп. Не боится.
Мысли скачут от радостных «мы будем вместе делать ремонт» до «а вдруг — к жене?» Пытаюсь сохранить лицо, чтобы Доронин не понял, о чем я думаю, но он с задумчивым видом смотрит в пространство, не замечая меня.
Отсутствующее выражение тревожит еще больше.
«Возьми себя в руки».
«Соберись, тряпка».
«Спокойствие, только спокойствие».
«Фу, какая банальщина», — отвечаю шептунам, но, все же, чувствую себя чуть увереннее.
Пока Ваня одевается, сама не замечаю, как хожу за ним по пятам. Он в ванную — я застываю в коридоре. Заходит на кухню — иду след в след. Возвращается в зал — я снова рядом.
Мужчина останавливается с курткой в руках и смотрит мне внимательно в глаза, словно пытается прочитать, что у меня на уме. Шептуны поют в разные голоса, создавая жуткий шум, заглушающий внешние звуки. Я напрягаюсь, чтобы не пропустить ни единого слова, но он молчит.
— Что? — спрашиваю, не выдерживая, первой. Непроизвольно сжимаю указательный палец правой руки, ощущая его суставы.
— Аня, — уже привычно начинает Доронин, произнося мое имя на свой особый манер, растягивая гласные. Обычно я млею, когда слышу протяжную «я» в конце, но не сейчас. — Не загоняйся. Я вижу, что стоит мне только выйти за порог, как ты начнешь медленно сходить с ума.
— Я уже сумасшедшая, — очень тихо отвечаю ему. Есть ли предел у этого процесса? Не знаю, но очень страшно потерять себя. Еще страшнее — лишиться Ивана.
— Я скоро вернусь, — полицейский проводит по моей щеке, чуть царапая шершавой кожей пальцев лицо. Я касаюсь губами раскрытой ладони, греясь исходящим теплом, а потом тянусь к его губам для поцелуя.
Он оставляет меня стоять вытянутой на носочках, с ощущением покалывания от густой щетины. Закрываю дверь, медленно обходя квартиру, нарезая круг. Первый, второй, пятый. Темп становится все выше, и в какой-то момент я понимаю, что практически бегу по периметру, словно зверь в клетке зоопарка.
— Так нельзя, так нельзя! — одергиваю саму себя, не давая тревоге заполонить сознание. Ложусь на пол и начинаю быстро дышать, пока не наступает гипервентиляция легких — ощущение, будто надула в одиночку тысячу воздушных шариков. Головокружение заставляет мир вращаться над головой, и я пытаюсь зацепиться ладонями и стопами за пол, переворачиваясь на живот.
«Не давай страху себя разрушить!» — кричат шептуны.
«Дыши глубоко, дура»
«Да что ты за слабачка?»
Звонок в дверь доносится словно издалека. Я слышу, но не понимаю, что за надсадный звук раздается сквозь толщу густого, вязкого воздуха, окружающего меня, словно ватная подушка. Ползу к коридору, поднимаюсь, держась за стенку. Каждый шаг дается с трудом, точно я иду сквозь кисель.
Распахивая дверь, я почти вываливаюсь на площадку, в руки соседа. Кирилл подхватывает меня, не давая расшибить нос:
— Э, соседка, ты чё? Плохо, что ли?
Мужчина помогает мне дойти до кухни, пристраивает на табуретке, прислоняя к стене. От него приятно пахнет терпкими духами.
Ощущаю затылком прохладу бумажных обоев. Головокружение постепенно стихает.
— Чего случилось?
— Похоже, давление упало, — закрывая глаза рукой, отвечаю ему. Совершенно не хочется смотреть на соседа, и ладонь на лице позволяет отгородиться от него хоть ненамного — точно так же, как прячутся дети, играя в прятки: не видишь ты — не видят тебя.
— Давай хоть воды налью, что ли. Где у тебя чё тут?
Я игнорирую вопрос, позволяя ему хозяйничать на своей кухне.
— На, попей лучше чайку, легче станет. Сладкого сделал. Ты вообще жрала хоть? А то кожа до кости.
Наблюдаю за ним сквозь пальцы, словно вижу впервые. Оказывается, у Кирилла приятная внешность. Темно-русые волосы, сине-зеленые глаза, из-за разреза кажущиеся насмешливыми. Ямочка на подбородке, яркие губы — верхняя почти в два раза тоньше нижней, но смотрится все в целом гармонично. Спортивные брюки, толстовка — своему любимому стилю мужчина неизменен.
— Хорош, да? — хохочет он, будто позволяя мне любоваться собой.
Кровь приливает к щекам, и я резко убираю руки от лица.
— Ты чего пришел? — интересуюсь хмуро.
— Да ладно, не смущайся. Извиниться. Махнул в прошлый раз лишка, вел себя как дебил. Если напугал — сорри, не имел такой цели, — он опирается на кухонный гарнитур спиной, скрещивая руки на груди и по-прежнему улыбаясь. — А у вас с ментом все серьезно?
Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не сболтнуть лишнего. Беру в ладони чашку с горячим чаем и начинаю пить мелкими глотками и, вправду, ощущая себя лучше.
— Ладно, понял, вопрос не в кассу. Мир, дружба, жвачка? — он протягивает мне руку, и я слегка пожимаю ее после раздумий, ожидая, когда Кирилл отпустит, но мужчина держит мои пальцы дольше, чем нужно.
Я наклоняю голову вбок, настороженно вглядываясь в смеющееся лицо.
«А он не так прост, как кажется».
«Вообще-то, сосед тоже симпатяга».
«Выгонит Ванька, переедешь на этаж ниже».
— Ну так что, прощаешь? — рукопожатие длится бесконечно.
Я улыбаюсь против воли, кивая:
— Хитрый ты, Кирилл. Отпусти.
— А еще холостой, с квартирой и красавчик, — добавляет он, разжимая пальцы, и я, неожиданно для себя, смеюсь искренне.
— Спасибо за помощь, мне еще нужно в магазин, — я выдумываю повод, как спровадить настойчивого соседа, — пока Иван не пришел.
— Все, понял, ухожу, не обязательно пугать ментом, — с ухмылкой произносит мужчина, вышагивая на выход. — Еще увидимся, соседка.
Когда он сбегает по лестнице, я слышу веселый мотив мобильного телефона и пытаюсь вспомнить, из какого знакомого фильма эта мелодия. Высовываю голову за дверь, уже не видя спускающегося Кирилла. Он отвечает невидимому собеседнику, и я уже почти закрываю дверь, чтобы не подслушивать, но внезапно останавливаюсь.
— Привет. Нет, все в порядке, я слежу за ситуацией.
А меня прошибает дрожь: голос, интонации, с которыми он общается по телефону, разительно отличаются от того сложившего образа разбитного соседа с манерами гопника, демонстрируемого им передо мной всего минуту назад.
Я тихо закрываю дверь, стараюсь не выдать себя ни звуком, дабы не привлечь внимание Кирилла, но тонкий скрип все же сдает мое присутствие.
