— Ты разбираешься в искусстве?
— Я умею читать. Вся информация была в буклете вместе с приглашениями.
— Птица говорун отличается умом и сообразительностью, — хмыкнув, я подошла ближе, вглядываясь в холст.
По вечернему каналу, в отражении огней, плыла лодка. В ней, спиной к нам, сидела девушка в светлом сарафане с веслами в руках. Распущенные волосы темной волной спускались до пояса, почти скрывая хрупкость плеч и изящную линию шеи.
Картина произвела впечатление, и постояв немного, я двинулась дальше, переходя от одного изображения к другому.
— Осмотр еще не закончен? — Тимур особого удовольствия от процесса не получал, но следовал за мной, изображая заинтересованность. — Одну из них купим завтра, на благотворительном аукционе.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? — сквозь зубы проговорила я. — Что еще ты забыл рассказать?
— Вы знаете ровно столько, сколько положено.
— Да? — вскинулась я, раздражая от его наглости. — И кем это «положено» регулируется?
— Мной, — коротко ответил Байсаров.
— А ты не попутал?
Взгляд, которым одарил меня супруг, был красноречивее слов. Я проглотила рвущуюся наружу фразу и отвернулась, чувствуя раздражение. Нет, с такими эмоциями здесь нельзя, иначе мы провалим всю операцию. Набрав полные легкие воздуха, я медленно выдохнула и ткнула на первую картину:
— Хочу ее, милый, — сказала чуть громче, чем это принято в культурном обществе, чтобы наверняка быть услышанной.
— Как скажешь, котенок, — я еле сдержалась, чтобы не фыркнуть на последнем слове, так пошло звучала сказанная им фраза. Представить Тимура на руках с котенком было невозможно, ему, скорее, подошел бы крокодил на цепочке.
На нас снова обратили внимание, и я опять ухватилась за локоть супруга.
— Тина, — быстро переключившись, Байсаров легким кивком подбородка указал на высокого парня, обсуждавшего что-то с той самой дамой в шляпе. — Ваш выход.
Я поднесла к губам бокал, выигрывая немного времени и разглядывая художника, Матвея Когана, как следует.
Он выглядел чересчур худым, на грани болезненного; острые скулы, впавшие щеки и глаза, скрывавшиеся за очками, придавали нездоровому образу флер загадочности.
Такая внешность вряд ли могла бы приглянуться, по крайней мере, в нынешнем ее состоянии, но все же художник казался личностью неординарной. Темный пиджак, надетый поверх водолазки под самое горло, подчеркивал его бледность. И если Тимур был хищным зверем в человеческом обличии, то в Матвее чувствовалась иная масть. Возможно, он увлекался запрещенными препаратами, но сейчас мне не было никакого дела, ширяется ли Коган или чем-то болен.
Байсаров растворился, оставляя меня одну, словно его и вовсе не было рядом, а я, расправив плечи, отправилась навстречу беседовавшей паре.
Женщина, заметившая меня первой, недовольно поджала губы, уловив намек на то, что я собираюсь вклиниться в их беседу. Я улыбнулась ей вполне дружелюбно:
— Простите, что помешала, — и, переведя внимание на Когана, протянула ему руку, — я восхищена Вашими работами, Матвей. Могу я Вас так называть? — и посмотрела ему в глаза тем особым взглядом, которым хищник окидывает ничего не подозревающую жертву.
— Спасибо, — поднося ладонь к губам для поцелуя, произнес Матвей, — конечно, Кристина.
Услышав имя, я замерла, забыв, как надо дышать. Коган выжидающе смотрел на меня, ожидая продолжение разговора, а я судорожно пыталась понять, откуда ему, черт возьми, знакомо мое настоящее имя
Глава 11
— Кристи, — я отрываюсь от зеркала, чтобы взглянуть на подругу, и промахиваюсь, утыкаясь кисточкой от туши в левый глаз.
— Черт, — пытаюсь проморгать набежавшие слезы, — под руку прямо, Лу!
— Ну прости, прости, — в голосе ни капли раскаяния, — но хорош уже поправлять, все идеально.
— Ага, было до твоего вмешательства, — я пытаюсь не размазать накрашенные ярко глаза, но Луиза торопит меня:
— Пойдем, и так долго собираешься!
Спустя пять минут мы выбегаем из дома, держась за руки, в сторону остановки.
Лу не терпиться познакомить меня со своим новым парнем; сегодня она отпросилась ночевать ко мне, и мы планируем гулять до утра, потому что моя мама уехала на дачу, и мы с ней совершенно свободны.
— Блин, у него такие глаза, — нахваливает его Лу, а я отмахиваюсь:
— Я это уже слышала тысячу раз, сколько можно? Надеюсь, друг его не урод.
— Ну конечно, нет! — пылко отвечает Луиза, — у него не может быть страшных друзей.
Я закатываю глаза, но в душе все равно волнуюсь, — мне хочется стать такой же восторженной и влюбленной дурочкой, как подруга, и как не пытаюсь сдержаться, но все равно представляю, как выглядит мой потенциальный ухажер.
— Наша, — Лу толкает меня, и мы выбегаем на остановку, поправляя одежду. На ней короткие шорты, открывающая загоревшие за лето коленки, а я в футболке с вырезом и узкой юбке семеню рядом, постоянно одергивая ее вниз.
— Да не беги ты так! — упрашиваю ее, — пусть ждут. Надо было, чтобы они заехали за нами.
— Ты знаешь, — хмурится подруга, поправляя темные волосы, и я молчу. Старые дома нашего спального района, которые давно пора снести к чертям, вызывают только тоску и унынию. Лу стыдится, что живет в небольшой квартире с мамой, пьющим отцом и двумя братьями. У нее хотя бы есть папа и Сашка с Мишкой, способные защитить ее от местных оболтусов. Нам с бабушкой и мамой гораздо сложнее.
Нашу улицу мы не любим с Лу одинаково сильно, также, как и нищету и вечное безденежье. Каждая из нас мечтает о богатой и сытой жизни, где юбки не нужно перешивать из маминого платья и обуваться в ее же босоножки двадцатилетней давности.
До набережной десять минут неспешным ходом, мы преодолеваем расстояние за пять. Лу сжимает мою руку крепко-крепко, останавливаясь, и кивает вперед.
За столиком кафе под шатром спиной к нам сидят двое парней. Коротко стриженные затылки, один темноволосый, другой — блондинистый.
«Хоть бы мой темненький, — мысленно посылаю сигнал в космос, — не люблю блондинов». Понимаю, что совершенно не помню, как описывала Лу своего возлюбленного, ни его имени, ничего.
— Привет, — голос Луизы звенит от плохо скрываемого счастья.
Они оборачиваются и я чувствую, как пропускает удар сердце. Темноволосый тянется, чтобы поцеловать подругу в щеку, не замечая меня, а я внезапно ощущаю жар, исходящий изнутри. Пульс ускоряется, и я пропускаю момент, когда меня начинает представлять молодым мужчинам.
— Кристи, — Луиза знает, что я не очень люблю свое полное имя, — это Леонид, а это — Паша.
Брюнета зовут Паша.