Говорят, дурные вести летят быстрее ветра, и не успел я зашагать обратно, как Джорджа вырубили и громкоговорители попросили меня зайти к управляющему.
Мистер Кокер уже не сидел за столом, а возбужденно расхаживал по комнате и, когда увидел меня, еще раз промерил ее во всю длину, прежде чем остановиться. Его лицо дышало злобой, и он явно решил, что миндальничать со мной нечего.
– Чего вы, тра-та-та, хотите? – рявкнул он. – Сорвать бега?
– Нет, – ответил я. – Я просто снял с забега еще одну собаку, которая не может в нем участвовать. Это моя работа. И здесь я именно для этого.
Он побагровел.
– А по-моему, вы понятия не имеете, для чего вы здесь! Мистер Брэннан уезжает отдыхать и бросает нас на произвол таких вот зеленых всезнаек! Командует тут, портит людям удовольствие! Погодите, вот я ему расскажу!
– Мистер Брэннан сделал бы то же самое. Как и любой ветеринар.
– Чушь! Хватит заливать – у вас еще молоко на губах не обсохло. – Он медленно пошел на меня. – Вот что: с меня достаточно! Так запомните! Чтоб больше это не повторялось! Хватит!
Когда я пошел осматривать собак перед очередным забегом, сердце у меня бешено колотилось. Пока я производил осмотр, владельцы и служители глядели на меня как завороженные, точно я был ярмарочной диковинкой. Но ни единого тугого живота я не нащупал, пульс у меня замедлился, и я с облегчением уже собрался уйти, как вдруг заметил, что номер первый выглядит как-то не так. Я снова нагнулся над ним, стараясь понять, что в нем привлекло мое внимание. И тут я понял: он был какой-то сонный – голова вяло наклонена, ощущение большой апатии.
Я приподнял морду и заглянул в глаза. Расширенные зрачки, легкое подергивание глазного яблока, – вне всяких сомнений, его чем-то одурманили. Когда я выпрямился, все вокруг замерли. Я посмотрел сквозь сетку на ярко освещенный зеленый овал, чувствуя, как ночной воздух холодит мне щеки. Джордж все еще буйствовал в громкоговорителях: «Ах, мистер By, я не могу-у!» – пропел он.
Ну, во всяком случае, я-то мог! И, похлопав пса по спине, сказал:
– Этот снимается.
Я не стал дожидаться и услышал, что меня приглашает управляющий, когда уже поднимался к нему.
Открывая дверь, я почувствовал, что мистер Кокер тут же накинется на меня с кулаками, но, к моему изумлению, он сидел за своим столом, закрыв лицо ладонями. Я довольно долго простоял перед ним на ковре, прежде чем он повернул ко мне искаженное лицо.
– Это правда? – прошептал он безнадежно. – Вы опять?..
Я кивнул:
– Боюсь, что да.
Губы его задергались, но он ничего не сказал. И только вперил в меня недоумевающий взгляд, а потом опять спрятал лицо в ладонях.
Я немного подождал, но он не шевельнулся. Сообразив, что аудиенция окончена, я покинул кабинет.
К участникам следующего забега я никаких претензий предъявить не мог, а уйдя с площадки, ощутил неимоверное душевное успокоение. И растерялся, когда громкоговорители вдруг вновь потребовали моего присутствия – правда, на этот раз на площадке. Может быть, собака покалечилась? Ну, во всяком случае, будет приятно заняться своим прямым делом.
Однако собак там не оказалось, только двое мужчин поддерживали толстого приятеля.
– Что случилось? – спросил я.
– Да вот Амброз сверзился с трибуны и ободрал колено.
– Так я же ветеринар, а не врач! – сказал я с недоумением.
– Врачей тут нету, – буркнул тот. – Вот мы и подумали, что вы его подштопаете!
А, ладно! Ну и вечерок выдался.
– Положите его на скамью, – распорядился я.
Я закатал штанину и обнажил довольно противное жирное колено. Едва я прикоснулся к небольшой ссадине на коленной чашечке, Амброз испустил глухой стон.
– Пустяки! – сказал я. – Ободрали кожу, и все.
Амброз поглядел на меня с ужасом.
– Хоть и так, да ведь загноиться может, верно? Мне заражение крови ни к чему.
– Хорошо, я смажу вам ссадину. – Выбор в чемоданчике Стьюи был весьма ограничен, но я нашел йод, смочил ватку и смазал ссадину.
Амброз взвизгнул.
– Ух, черт, жжется! Вы чем это меня мажете? – Нога у него дернулась и больно ударила меня по локтю.
Видно, такая уж моя судьба, если даже люди, становясь моими пациентами, меня брыкают! Я бодро улыбнулся.
– Ничего! Скоро перестанет жечь! А пока я забинтую вам колено.
Я кончил бинтовать, одернул штанину и похлопал толстяка по плечу.
– Ну вот! Можете больше ни о чем не беспокоиться.
Он встал со скамьи, скорчил болезненную гримасу и повернулся, чтобы уйти. Но какая-то мысль его остановила, и он выгреб из кармана горсть мелочи, порылся в ней указательным пальцем, вытащил монету и сунул ее мне в руку.
– Это вам, – сказал он.
Я поглядел на монету. Шестипенсовик – гонорар за единственный случай, когда я оказал медицинскую помощь представителю одного со мной биологического вида. Я долго созерцал монету, а когда у меня почти сложилось намерение запустить гонорар в физиономию Амброза, он, прихрамывая, уже смешался с толпой.
Вернувшись в бар, я тусклым взглядом смотрел на собак, которых вели по стадиону. Вдруг меня дернули за рукав, и я узнал человека, на которого обратил внимание еще раньше. Он сидел в компании двух мужчин и трех женщин. Мужчины все трое были брюнеты в тесных костюмах и смахивали на иностранцев. Их громогласные дамы были отчаянно расфуфырены. Я еще подумал, что они могли бы без всяких затруднений выдавать себя за членов мафии.
Брюнет придвинул физиономию к самому моему лицу – бегающие темные глаза, хищная улыбка.
– Номер третий в норме? – шепнул он.
Я не понял. Видимо, он знал, что я ветеринар, а раз я пропустил собаку, то, следовательно, должен был считать, что она в норме.
– Да, – ответил я. – Конечно.
Он энергично закивал и хитро посмотрел на меня из-под полуопущенных век. Вернувшись к своим друзьям, он что-то им быстро сказал, после чего они обернулись и одарили меня одобрительными взглядами.
Я недоумевал, но затем меня осенило: да они же решили, будто я подсказал им победителя. Не могу в этом поклясться, но, во всяком случае, когда номер третий пришел отнюдь не первым, их отношение ко мне претерпело резкую перемену, и выражение их лиц, когда они на меня посмотрели, стало настолько зловещим, что уже трудно было усомниться в их принадлежности к мафии.
Но как бы то ни было, до конца бегов все шло гладко. Ни единой собаки удалять мне больше не пришлось – к огромному моему облегчению, поскольку я и так нажил себе слишком много врагов для одного вечера.
После последнего забега я оглядел длинный бар. Почти все столики были заняты теми, кто не прочь выпить «на дорожку», но все-таки нашелся свободный, и я устало опустился на стул. Стьюи просил меня обязательно задержаться на полчаса, пока всех собак не увезут: вдруг в последнюю минуту что-нибудь приключится. И я не собирался нарушать свои обязательства, хотя больше всего мне хотелось поскорее убраться отсюда и никогда больше не возвращаться.
