Он убирает его в кобуру. Глаза Сергея снова закрываются, он отъезжает.
Смотрю в глаза Гузову. Ненавижу…
— Сожги ему мозги к хуям, — оскаливается он на меня. — Осложнения у него. После травмы. Ясно?
— Хотите высокие токи, значит будут вам… высокие.
Снимаю тумблер предохранителя, что стоит на коробке сзади. Отвожу Сергею челюсть вниз, вставляю резиновую капу. Дергается всем телом. И тут же обмякает. Протягиваю ему ремень под подбородком, он нужен, чтобы пациент не выплюнул капу.
— Помогите. Сядьте на стул вот сюда, в изголовье. Ремень на себя натяните, здесь крепление сломано.
Выставляю на максимум аппарат. Руки трясутся…
Сжечь, значит, да?! Беру в каждую руку по электроду. Они похожи на старинное эскимо. Пластиковые «рожкИ» и на концах шары. Старый аппарат… Надеюсь, рабочий.
Сердце разрывается от слабых попыток Сергея вырваться из фиксации. Гузов наклоняет своё лицо над лицом Сергея.
— Помнишь меня, сука?! Скоро забудешь… Овощем будешь… слюни пускать! Витёк, на телефон запиши.
Второй достает телефон и наводит на Сергея.
Гузов запугивает его, в деталях описывая последствия. И да — он прав. Последствия, вероятно будут именно таковы. И пусть будут! Откуси себе язык, тварь!
— Ремень натяните! — рычу я. — Разряд!
И вместо висков Сергея прикладываю электроды к вискам Гузова. От удара током он слетает со стула, сбивая меня с ног. Поднимаясь с пола, я беру в руку выпавший электрод. Гузова бьют судороги, мышцы, возможно, ломают сейчас некоторые кости в его теле.
Все, как хотел. Сожгла…
Поднимаю глаза на второго. Он с открытым ртом смотрит на выгибающегося дугой Гузова.
— Ебать… — телефон падает из рук на пол.
Трясущимися руками вытаскивает ствол. Наставляет на меня.
Ну вот и все… Что теперь делать будешь, Настя?
— Ну-ка делай своё дело, сука! Этого херачь!
— Застрелишь меня, делаю пару шагов к нему, закрывая собой голову Сергея на кушетке. — Муратов тебе скальп снимет и сожрать заставит. Ты же знаешь…
Переводит ствол на Сергея.
— Я выстрелю в него…
— А если Глеб не давал таких инструкций Гузову и тот блефовал, чтобы манипулировать мной? И если ты его убьешь, последствия будут такие!!.. Не зря же Глеб пошел таким сложным путем и не приказал его убрать сразу?
«Витёк» мучительно сомневается. Команду отдать некому, командир — овощ.
Ловит в прицел то меня, то Сергея. Бросает взгляд на свой разбитый телефон.
Шефу теперь тоже не позвонить.
— Дай мне свой телефон!
Воинственно поднимаю электроды.
— Иди, возьми.
В коридоре шум. Дверь с грохотом отлетает.
Девушка! В кожаных штанах и куртке. Поднимает на меня прицел пистолета.
— Отошла от него, тварь! — рявкает она.
Грохот! Зажмуриваюсь, втягивая голову в плечи. Делаю пару шагов спиной назад. В ушах звон, меня слегка контузит, на голову сыпется кафельная плитка разбитая выстрелом. Вжавшись в стену, оседают по ней вниз. Бросаю электроды, закрываю ладонями лицо.
Мужские голоса, шум борьбы…
— Братишка… Пиздец!
— Он в себе?
— Под херней какой-то…
— Забирайте!
Вспоминаю, что Сергей рассказывал про братьев, семью. От облегчения впадаю в прострацию. Никто не обращает на меня больше внимания. Они освобождают Сергея и двое из мужчин, очень похожих на него, закидывают его руки к себе на плечи и практически выносят из палаты, напряженно споря о чем-то между собой.
Девушка присаживается передо мной. Красивая… Как Лара Крофт. Жаль, я не всемогущая Лара Крофт…
— Ты чего в него вколола? — с ненавистью.
— Галоперидол…
Теперь действует только он.
— Через час отпустит, — после капельницы должно где-то через час.
Она убирает пистолет в кобуру. Переводит взгляд на лежащего в наручниках на полу «Витька». Подходит к нему. Несколько раз пинает с яростью по лицу своими ботинками с рифлёной подошвой, превращая его лицо в месиво.
— Яра! — возвращаясь рявкает самый взрослый из Зольниковых мужчина.
— Это чтобы легче опознать, — ухмыляется она.
— Уходим. Сейчас сюда чужие маски-шоу нагрянут.
Они уходят, оставляя дверь открытой.
Ну вот… Зольникова спасли.
А тебя — нет.
Чего делать будешь? Надо ехать домой. Не приеду, достанется Оле и маме…
Глава 38. Комплект
— Братишка… — онемевшими пальцами ощущаю, как сжимают мою руку.
— Ванечка, да не трогай его, пусть спит.
Брат?..
— Он говорил сейчас что-то. Я не смог разобрать, — точно, голос Ивана.
— Да под «галей» знаешь как плющит, он тебе по нарассказывает сейчас… — а это Яра. — Вот смотри, я читаю как раз… тут еще как побочка — навязчивые идеи и тревога.
— Мне не нравится, что он в отключке. Давай разбудим, Яр?
— Не трогай. Ему будет плохо, если его растормошить.
Голоса гулкие, как из бочки. И немного плавают, словно их источник то приближается, то отдаляется.
Губы онемели и не слушаются.
Где я?…
Снится мне, как говорят Яра с Иваном или на самом деле слышу? Веки словно налиты свинцом. Мне кажется, я лежу на поверхности воды. Меня покачивает… То тону, то всплываю. Сквозь с трудом приоткрытые веки, через ресницы, вижу тусклый свет.
Что-то важное я забыл. Тревога накатывает. Хочу позвать Ивана, но голосовые связки не слушаются. Напрягаюсь через силу. Едва слышно мычание. А еще сон какой-то страшный был, как Настя хотела сделать со мной что-то. Что-то такое, что вызывает панику, истерику и неконтролируемый животный ужас. Как в кошмарах, в которых ты скован и люди в белых халатах ставят над тобой какие-то дикие жестокие эксперименты. Или… не снилось?
Тянет забить на всё и поддаться этой слабости и тупости. И поспать еще. Но тревога заставляет всё время выныривать на поверхность. Потому что…
— Настя…
— Ты слышала?! «Настя».
— Бредит.
— А вдруг что-то важное пытается сказать?
Да. Это очень важное. Сжимаю руку брата в ответ. Чувствую, что движение и гул останавливаются. Толчок от инерции торможения.
Надо проснуться. Чего ж так тяжко? Слышу знакомый звук, словно отъезжает дверь фургона.
