– Да, все хорошо, только перерыв у них на обед, буду ждать, – сказала я, – тут все ждут, на улице.
Не могла же я сказать мужу, что еду с незнакомым молодым человеком в хорошей, между прочим, машине пить кофе и обедать.
– А вы чем занимаетесь? – спросил Петр, когда мы сели и заказали еду. Я взяла салат, кофе и сок. Петр решил съесть мясо.
– Журналист.
– Не люблю журналистов.
– Бывает. А вы чем занимаетесь?
– Я банкир.
– Настоящий?
– Да.
– Как Петр Авен? – пошутила я.
– Ну, почти, – серьезно ответил Петр.
– Впервые в жизни вижу живого банкира, – сказала я.
– Да перестаньте, я обычный человек, – застеснялся он.
– Очень приятно, – сказала я.
– Мне тоже. Оказаться в компании такой очаровательной спутницы…
Дальше мы пели друг другу дифирамбы.
– Ой, ну что вы, – говорила я, – извините, что навязалась, просто всегда теряюсь в незнакомых местах и в госучреждениях.
– Очень хорошо, что так получилось. Мне приятно.
– Это мне приятно.
– Почему вы не заказали рыбу? Там была дорадо…
– Я сама готовлю дорадо.
– Столько талантов у такой девушки.
– Вы только не подумайте чего плохого. Я, собственно…
– Я и не думаю.
Принесли заказ. Я жевала свою рукколу и смотрела голодными глазами на его свинину. Вот с мужем я никогда салат не заказываю. Сразу мясо. Много.
– С вами поделиться? – спросил Петр.
– Если не жалко, – сказала я, потому что терять мне было нечего. В конце концов, мы сидели в забегаловке. Петр уже рассмотрел мое нижнее белье, как, впрочем, и все остальное в этой толкотне. Я знала, что ему звонила барышня. Он знал, что мне звонил мужчина. Еще он видел, что у меня детские влажные салфетки в сумке. А я видела, что у него в портфеле аккуратные папочки. Я брызгала при нем духами вместо дезодоранта, пытаясь перебить запах пенсионера. Мне казалось, я тоже пахну дачником. Так что в сложившейся ситуации я могла есть из его тарелки его свинину.
Петр отдал мне половину куска. Я в два заглатывания ее сжевала.
– Вы очень вкусно едите, – сказал он.
– Ага, – ответила я с набитым ртом. – Я после лагеря все время хочу есть.
– После какого лагеря? – испугался Петр.
– Детского.
– А я раньше был физиком-ядерщиком.
– Да что вы? – Я искренне округлила глаза.
– Да.
– Что же вы здесь делаете? Почему такие мозги не на Западе?
– Я работал в Швейцарии, скучно стало. Вернулся и занялся инвестициями.
– Боже, какой вы удивительный человек.
– Да нет, обычный.
– Правда, правда. Удивительный. Вы же, наверное, столько прошли…
– Да, начинал десять лет назад. Сейчас уже спокойнее.
– А физика? Не жаль, что бросили?
– Жаль, конечно. Но что делать…
Мы доели, я выпила свой кофе, Петр выпил чай. Чай пил с сахаром, из чего я заключила, что он не законченный пищевой маньяк. Я полезла за кошельком.
– Нет, я заплачу, – сказал Петр.
– Я зарабатываю, давайте я сама.
– Нет, я настаиваю, я в этом смысле консерватор.
– Спасибо. Так приятно. Такая редкость в наши дни.
– Да, сейчас другие нравы.
– И не говорите. Все моральные ценности стерлись.
– Да, согласен. Маша, мы с вами ровесники, предлагаю перейти на «ты».
– Хорошо. А сколько вам… тебе лет? – Я даже поперхнулась кофе.
– Тридцать семь.
У меня испортилось настроение. Во-первых, я поняла, что зря волновалась насчет своей справки с указанным годом рождения. Петр в нее даже не заглянул. Иначе, как физик и банкир, посчитал бы, что я на семь лет его младше.
Самое обидное, что за день до поездки в ГАИ я сходила в салон и, так сказать, «начала новую жизнь».
Мой бывший мастер – Арнольдик, Арик, Арнольд – ушел из салона навстречу собственному счастью. Новый постоянный бойфренд Арика не хотел, чтобы тот работал так далеко от дома и тратил два часа на стояние в пробках. Поэтому Арик из салона уволился. За пять лет я к нему привыкла. Он называл меня «Рыба моя» и «Звезда моя». Правда, у него, как у мастера, были свои предпочтения по части колористики. Ему нравились темненькие. Поэтому я ходила жгучей брюнеткой, а хозяйка салона, которая тоже предпочитала Арика, темно-медная.
Я пришла в салон и увидела хозяйку. Она была рыженькая. Ей очень шло.
– А у нас теперь Гарик, – сказала она.
– Редкое имя.
– Да, легко запомнить.
Гарик сделал из меня шатенку и отстриг мои косы, которые очень нравились Арику.
– Рыба моя, ты прямо русалка, – восхищался Арик.
– Сейчас освежим, а то прям русалка престарелая, – сказал брутальный в отличие от Арика Гарик.
– Моника Белуччи – ну копия, – размахивал надо мной руками Арик.
– Так, Жасмин нам не нужна, – прокомментировал Гарик.
В ГИБДД я шла уже шатенкой с короткой драной стрижкой. Я себе очень нравилась. Гарик и хозяйка салона сказали, что мне можно дать восемнадцать, ну максимум двадцать пять. А Петр сказал – тридцать семь.
Я пообижалась немного, но потом решила, что у физиков-банкиров свое летосчисление.
Мы приехали во дворик отделения ГИБДД за десять минут до окончания перерыва. Нашли нашего пенсионера.
– Ну, как тут? – спросил Петр.
Пенсионер пожал плечами. Мол, сам видишь. Стоим.
– Склеил? – спросил пенсионер меня.
– Нет, что вы, мы только кофе пили, – сказала я.
– Понятно, склеил, – кивнул пенсионер.
К окошку мы прорывались как близкие родственники.
– Подержи мои документы, – сказал Петр. – Ой, забыл справку в машине, держи пиджак, я сейчас.
Я послушно держала пиджак и документы.
Рядом стояла милая девушка, которая все время роняла свидетельство о браке. Она меняла права из-за смены фамилии.
– Господи, – не выдержал дачник, – ну мы-то понятно, а тебе оно зачем, толкаться? Жила бы спокойно.
Девушка молча показала ему свидетельство. Как часто бывает с девушками, ей не захотелось быть Сторублевой, а захотелось стать Альфредо-Кадара. Или наоборот – Кадара-Альфредо. При том, что муж, носитель такой фамилии, был гражданином РФ, как я успела вычитать в ее свидетельстве.
