Стихи старые пришли на память.
что не любима.
спасаться от ветров,
стат ь неповторимой…
Мне горько от того,
И нет мне островка
И не для кого
(автор стихов Надежда Яркая)
Она отвлеклась, наверное, потому не сразу отреагировала.
Говорил Захри. Низкий голос звучал так, что пробирало ужасом до костей:
— А теперь. Я хочу. Зсснать. Правду.
И следом волна силы.
Потоки энергии обтекали ее, укрытую за ширмой, но даже так ей казалось, что ее размазывает по стенке. Расплющивает в пыль.
— Кто платил за то, чтобы вы пытались пролезть в мою постель? — спросил он снова. — Распускали слухи обо мне? Подсовывали всякую дрянь в мою ссспальню?
Испуганный визг был ему ответом.
— Не слышшшу!
Снова волна силы. И еще.
Посыпались признания. Через слезы и сопли, через истошный визг. Отвратительно, ей хотелось заткнуть уши и не слышать. НЕ ЗНАТЬ, что руку к этому приложили вовсе не какие-то мифические враги, а тетя Наргис и тетя Алия.
И даже ее собственная мать…
К тому моменту, когда это закончилось, и комнату освободили, Рази была без сил. И добровольно ни за что не вышла бы из-за своей загородки, которая теперь казалась убежищем. Однако в помещении стало тихо. Некоторое время ничего не происходило, потом послышались медленные шаги.
Все ближе. Она невольно сжалась и подалась к стене.
Одно движение — и не стало убежища. Захри убрал ширму и замер, глядя на нее. А ей трудно было поднять на него взгляд.
— Рази, — негромко проговорил он. — Я же просил не реагировать, что бы ни произошло. Мужчина смотрел мрачно, брови сведены. Она кивнула.
— Да. Я… Знаю. Сейчас.
И невольно сглотнула, потому что все это начало ее душить. Все силы ушли на то, чтобы не заплакать. Он отвел взгляд и прищурился. Начал говорить:
— Какая-то часть из того, что они здесь говорили, правда, что-то, возможно, нет. Способность поддаваться воздействию у всех разная. Они могли выдумывать на ходу. Главное, верить в то, что говоришь, тогда ложь может сойти за правду. Все это еще предстоит проверить и перепроверить.
Хотелось спросить, ей-то зачем было все это слышать?! Но горло так свело, что слово вымолвить не выходило. Начнет — расплачется. А ей не хотелось показывать, насколько ее ранило.
Некоторое время он смотрел на нее, потом сказал:
— Это было необходимо.
Необходимо.
Эхом отдалось в ушах. А Захри отошел и застыл в центре, спиной к ней.
— Теперь у тебя есть некоторое представление о том, с чем пришлось столкнуться, не так ли?
— Да, — заставила себя выдавить Рази.
— Поэтому я прошу, — он повел плечами и шумно выдохнул. — Отнесись с серьезностью к тому, что я говорю. Если я приказываю, это должно выполняться незамедлительно.
Достаточно было ему только сказать это, и каким-то неведомым образом ее отпустило то ужасное подавленное состояние, и даже появились силы. Удивительно, но сейчас она вдруг почувствовала желание воспротивиться и возразить.
А все дело в менторской интонации, от которой шерсть вставала дыбом.
— Да. Я поняла.
Но он, похоже, не закончил.
— И когда я говорю, Рази, не опускайся до того, что болтает прислуга, изволь мне верить.
— Я вас поняла, — ответила она, с трудом сдерживая желание высказать все, что по этому поводу думает.
Не опускаться?! Но ведь он действительно допустил всех женщин в свою спальню, а одну из них собирался оставить на ночь! И даже не собирался отрицать.
Захри смерил ее взглядом и процедил:
— Отрадно.
Ее снова начало душить, только теперь от возмущения. А он подошел к ней и замер рядом, возвышаясь, словно гранитный монумент. Высокий, сильный, страшный, слишком красивый мужчина. Нет, она смотреть на него не собиралась.
— Разиии.
Низкий хрипловатый голос. Она невольно залилась волной мурашек и разозлилась на себя, что не смогла скрыть реакцию. Вскинула на него сердитый взгляд исподлобья.
— Обед, если ты не возражаешь, — проговорил он и подал ей руку.
Это так неожиданно и обезоруживающе прозвучало, что ей просто нечего было возразить. Сразу напомнили о себе и голод, и усталость. Уже когда они выходили из комнаты, он сказал, глядя перед собой:
— Сейчас ты поешь, а потом я хотел бы поговорить.
Захри посадил девушку в допросной по двум причинам. Во-первых, после вчерашнего покушения, которое еще предстояло расследовать, он никуда не мог отпустить ее от себя. Только в пределах прямой досягаемости, грубо выражаясь, чтобы всегда оставалась на расстоянии вытянутой руки.
А во-вторых, Захри считал, что Рази не мешает знать, чем дышит прислуга Васанского дворца. В конце концов, ей быть здесь хозяйкой. Он устроил девушку за ширмой и укрыл защитным пологом так, чтобы никто из находящихся в комнате не мог ее ни видеть, ни слышать. Но с ее стороны этот полог был частично проницаем. Рази не могла никого видеть, но слышно ей было все.
Он предусмотрел почти все. Не мог предвидеть лишь одного, что польется столько грязи. Захри всегда считал, что женщины лживы и продажны, но даже он был неприятно поражен. Сейчас он даже жалел, что дал Рази возможность все это услышать.
У самого в душе все переворачивалось при мысли, что против нее может интриговать собственная мать. Ладно жены Красного и Радужного, тут было все понятно. Обе еще на его обручении показали себя ядовитыми гадинами под стать своим мужьям.
Но Лаал?
Сначала эта записка, о которой он вспоминал, и ярость вскипала. Теперь еще это. Настраивать свою дочь против будущего мужа, зная, девчонка беззащитна. У нее же по факту, кроме него, никого нет! Что такое в голове у матери должно твориться?
Когда он в последний раз видел вдову Нигмата, та выглядела адекватной. Если что-то и изменилось, то это случилось потом. Но что? Вскипела жажда мести, не угомонятся никак? Желание продвинуть своего сынка Азата? Или… Нет, эту мысль он собирался додумать после. Прежде надо было все выяснить.
О обо всем этом он и сказал девушке в доступной форме еще там. О чем-то, конечно, умолчал. Пощадил.
И что в ответ?
Такое чувство было, как будто со стеной столкнулся. Встряхнуть бы ее хорошенько, сказать, глядя в ее прозрачные зеленоватые глаза:
«На меня смотри! Меня слушай!»
Но она же упрямилась, как будто специально, чтобы только ему досадить.
Плевать. Ему надо было решить еще один вопрос.
