– Он больше не вернется! – в моем голосе звенела паника. – Мы умрем здесь от жажды и голода, и нас никто не найдет!
Лена пыталась успокоить меня. Она села рядом и обняла меня за плечи.
– Успокойся, – сказала она. – Виктор скоро вернется и отпустит нас.
Я изо всех сил старалась ей поверить. Мы долго сидели обнявшись, потом я легла, не выпуская руки подруги. Я пыталась представить, каково это – снова оказаться дома. Голова у меня все еще кружилась от препаратов. Неожиданно я почувствовала, что кровать подо мной исчезает. Комната начала медленно вращаться, и я провалилась в странный сон. Мне казалось, что я дома, но все вокруг расплывалось и уходило вдаль. Вдруг все изменилось. Взрыв, языки пламени… Я закричала, пытаясь вернуться в родной дом, но вся квартира была объята огнем. А потом все померкло.
Проснулась я от знакомого лязга замков. Потом раздался скрип лестницы, за ним бряцание другого замка. А затем отворилась дверь нашей комнаты.
– Хотите есть? – спросил Виктор, просовывая голову в щель.
Не дожидаясь ответа, он поставил у двери еду. Яйца, белый хлеб, бутылка растительного масла, пакет макарон и пара полулитровых бутылок воды. Когда мы забрали продукты, Виктор передал нам чайник, маленький нож, две чайные ложки и старую электрическую плитку.
– Когда вы отпустите нас домой? – спросила Лена.
– Когда-нибудь, – проворчал он, захлопывая дверь.
Когда он ушел, Лена включила плитку. Она начала нагреваться. Лена налила в чайник воды и положила яйца. Вскоре вода закипела. Повалил пар, в комнате стало еще более влажно. Нож, принесенный Виктором, оказался совсем тупым, но нарезать им хлеб все же удалось. Мы принялись за еду. Хотя мы давно не ели, аппетита у нас не было. Я постоянно думала о возвращении домой. Невозможно было осмыслить произошедшее – и происходящее. Не впасть в панику было тяжело. Больше всего мне хотелось пойти в душ. Мне отчаянно хотелось смыть все, что сделал со мной Виктор, оставить последние 24 часа позади, как дурной сон. Лена была напугана не меньше, чем я, но не поддавалась эмоциям. Она пыталась успокоить меня, твердя, что Виктор скоро нас отпустит, а если нет, то мы найдем способ выбраться.
Его не было несколько часов. Я окончательно уверилась в том, что мы обречены на голодную смерть в этой камере. Когда дверь в очередной раз открылась, я уже не знала, сколько времени прошло с последнего появления Виктора – несколько часов или несколько дней. Я ощутила облегчение, хотя не представляла, что он собирается с нами сделать. Когда Виктор открыл дверь и просунул голову, я затаила дыхание. Секунду он смотрел на Лену, потом перевел холодный взгляд на меня.
– Выходи, – скомандовал он, тыча в меня пальцем. – Буду трахаться с тобой!
От мысли о том, что мне снова придется лежать под этим вонючим стариканом, я покрылась мурашками. Меня замутило. После того, что он уже со мной сделал, у меня все болело, и кровотечение не прекращалось. Я не могла помыться, раны и ссадины сочились кровью. Это было невыносимо. Лена поняла, что я не выдержу того, что он хочет со мной сделать, и вызвалась пойти вместо меня, но Виктор уже принял решение и не собирался его менять.
– Выходи! – заорал он. – Если не выйдешь, я вырублю свет и вентиляцию. Через несколько часов вы обе задохнетесь и помрете!
В тот момент мне было так плохо, что его угрозы на меня не подействовали. Я предпочла бы умереть, лишь бы этот извращенец не насиловал меня, и моя решимость крепла с каждой минутой. Поняв, что я не уступлю, он ушел. Через минуту в комнате стало очень тихо. Вентиляторы остановились, свет погас. Мы оказались в полной темноте. Контраст между светом и мраком оказался сильнее, чем я представляла. В долю секунды темнота окутала меня толстым, тяжелым одеялом. Через минуту я буквально ополоумела. Меня охватила животная паника. Я начала кричать и метаться по комнате. Нащупав стул, я сумела открутить ножку и изо всех сил замолотила ей по стене, крича, что Виктор должен вернуться и выпустить нас.
Естественно, никакого действия мои слова не возымели. Даже если бы в нашем маленьком бетонном склепе взорвалась бомба, наверху ничего не услышали бы. И все же мне нужно было дать выход внутренней агрессии. Я продолжала кричать и молотить по стене, но вскоре тело отказалось меня слушаться. За несколько дней меня дважды насиловали и напаивали снотворным, я почти ничего не ела и находилась в состоянии паники. В подвале было душно и влажно, и от этого мутилось в голове и подкашивались ноги. Тело болело, мысли путались. С трудом переводя дух, я рухнула на пол. Я пыталась сосредоточиться, и вдруг мою голову пронзила мучительная боль. Без вентиляции воздух стал влажным. Если я хочу сохранить сознание, нужно успокоиться и дышать ровно. Маньяк похоронил нас заживо. Если мы не уступим его сексуальным требованиям, он может дать нам задохнуться, свести с ума, уморить голодом.
Мы с Леной долго молча сидели в темноте. Мной овладело какое-то бесстрастное безразличие, и только удары сердца упрямо напоминали, что я еще жива. Темнота была такой полной, что можно было и не открывать глаза – никакой разницы. Проходили часы. Я начала видеть какие-то движущиеся цвета и формы. Возможно, это были шутки разума, но я начала слышать странные, незнакомые звуки. Сидение в полной темноте обострило слух, и я стала различать шорохи, которых в обычном состоянии не заметила бы. Порой мне казалось, что это какие-то привидения. Затем я была уверена, что слышу, как по комнате ползают насекомые, как сочится сквозь бетон вода, как черви копошатся в земле под полом. Чем бы это ни было, но это чувство потом преследовало меня все те годы, когда Виктор наказывал нас, сутками оставляя в темноте.
Через несколько часов, а может быть, через день свет неожиданно включился. Одновременно загудел вентилятор. Маленькая плитка начала нагреваться. И тут же в дверях появился Виктор. На сей раз в одной руке он держал нож, а в другой резиновый шланг.
– По-хорошему или по-плохому? – злобно прорычал он, глядя на меня и протискиваясь в нашу комнату.
Лена снова оказалась смелее меня. Она мгновенно вскочила на ноги, так, чтобы Виктор не мог до меня дотянуться. Естественно, он был сильнее ее. Когда она поднялась, он ударил ее шлангом, но Лена продолжала бороться. Виктор повернулся ко мне, а она схватилась за шланг и попыталась выхватить его, но потеряла равновесие и упала. Стараясь подняться, она сильно порезалась о нож Виктора. Кровь залила ее руку, тяжелые капли упали на пол. Это пятно потом каждый день напоминало нам о том, что могло бы произойти, если бы мы не подчинились нашему мучителю. Лена скорчилась, зажала рану. Виктор схватил меня за руку, я дико завизжала, но он вытащил меня в соседнюю комнату и захлопнул за собой дверь.
Когда я впервые проходила через это помещение, то была слишком напугана и измучена, чтобы заметить что-либо особенное. Теперь же я поняла, что комната была украшена. Когда я увидела, как Виктор ее украсил, меня замутило. Все поверхности были выкрашены в светло-зеленый цвет. На полу лежал ярко-красный ковер, а на стенах висели плакаты и порнографические фотографии женщин в развратных позах. Эта комната была миром фантазий Виктора Мохова – здесь жертвы должны были удовлетворять его сексуальные желания. Мы с Леной были маленькими, у нас не было таких форм, как у изображенных на плакатах. Те женщины были сексуальными объектами. Они соблазняли мужчин, демонстрировали свое желание. Меня же буквально вырвали из детства и швырнули прямо в тайный мир воображения извращенного маньяка. У меня никогда не было эротических фантазий. Я и подумать не могла, что могу стать сексуальным объектом. Теперь же меня окружали изображения женщин, изображения чудовищные и отвратительные. Они делали все происходящее еще хуже – если это вообще было возможно. Когда Виктор швырнул меня на пол, раздвинул мои ноги и яростно вонзил в меня член, я скорчилась от боли. Несколько минут он насиловал меня, а я лежала неподвижно, страшась того, что он сделает потом. Но, кончив, Виктор не захотел ничего больше. Он просто отправил меня назад, в нашу камеру. По ногам у меня текла мерзкая густая жидкость.
