– Вы очень легко говорите о прошлом, – сказал я. – Неужели вам не хочется плакать, вспоминая все это?
– У меня бывают хорошие и плохие дни, как у всех нас, – ответила Катя. – Но я счастливый человек, не страдающий перепадами настроения. Когда я вырвалась из заточения, все удивлялись, что я редко плачу. Наверное, это трудно понять, но в подвале я очень много плакала, так что к моменту спасения у меня, видимо, просто не осталось слез. Возвращаться к свободе было очень тяжело. Меня многое трогает, но плачу я очень редко.
– Что вы почувствовали после освобождения? – спросил я.
– Я была разбита физически и эмоционально. Иногда мне казалось, что исцелиться невозможно. Каждую ночь я с криками просыпалась от кошмаров. У меня началась депрессия, меня преследовали страшные образы и воспоминания. Они возвращались снова и снова. Боль была мучительной, но я знала, что никто не сможет понять, что я пережила. Ни родным, ни друзьям не прочувствовать, каково это – быть животным в клетке. Никому не понять, каково это – годами быть жертвой безумного насильника. Никто не пережил того, что пережила я в подвале у Виктора. И поэтому я решила, что должна нести свою боль в одиночку. Со временем горечь и страх начали ослабевать.
– И вы не думали ни об алкоголе, ни о снотворном, ни об антидепрессантах?
– Нет. Я чувствовала, что от этого мне станет только хуже. Моя боль – это реальность моего прошлого. Если я попытаюсь заглушить ее лекарствами, она никогда не пройдет. После освобождения я не раз испытывала страх, стыд, тоску и отчаяние. Но другого пути у меня не было.
– А что именно помогло вам избавиться от боли?
– Общение с теми, кто меня любит. Но я находилась в очень тяжелом эмоциональном состоянии. Наверное, многие мои поступки заставляли их беспокоиться.
– А психотерапия? Вы не обращались к психотерапевту?
– Обращалась, но это было ужасно. Врач, как и все, не могла понять, что мне пришлось пережить. Профессиональный психолог вела себя очень отстраненно. Общаясь с ней в клинике, я чувствовала, будто меня снова насилуют.
– Отлично вас понимаю, – кивнул я. – Я никогда не верил в так называемую профессиональную психотерапию. Этот процесс и мне кажется ментальным изнасилованием.
Дэвиду было нелегко перевести мои слова, но он справился, и Катя рассмеялась.
– Думаю, вы правы, – сказала она. – Для исцеления всем нам нужны сочувствие и любовь. Вот почему лучше молчать с близкими, чем говорить с профессионалом, который не понимает, что произошло.
– Так что же способствовало вашему исцелению, кроме общения с родными?
– Многое… После спасения я постоянно вспоминала ужасные дни, проведенные в заточении. Чтобы выжить, придумывала множество разных приемов, но страшные воспоминания не отступали. А потом я решила записать свою историю, и почувствовала, что ужасные образы прошлого блекнут. Я поняла, что могу исцелиться, поделившись своим опытом с другими. Сегодня те события кажутся очень далекими, и боль тоже отступила. Единственное, что меня по-прежнему пугает, – это темнота.
– А что вы скажете насчет запретных тем? Есть ли в вашем прошлом нечто такое, что вы не хотите вспоминать и обсуждать?
– Нет. Сегодня я могу откровенно рассказать обо всем, что со мной случилось.
– Прекрасно! А почему вы решили опубликовать свою историю именно сейчас?
– Я хочу рассказать об этом, чтобы другие люди поняли: можно пережить самое страшное сексуальное насилие и после этого иметь нормальную личную – и сексуальную! – жизнь. Если я смогла, то и другие поверят в себя и смогут сделать то же самое.
– А Виктор? Я знаю, что сейчас он в тюрьме, но как вы относитесь к нему сегодня?
– Во время заточения он будил во мне такую ненависть, ярость и гнев, что даже страшно представить, – ответила Катя. – Но со временем мои чувства изменились. Сегодня я не испытываю гнева, однако простить его я никогда не смогу. Он отнял у меня несколько лет жизни и причинил мне и моим близким страшную боль. Теперь я понимаю, что Виктор всего лишь одинокий, несчастный человек – как и всех нас, его родила женщина, и он был вскормлен ее молоком. Много лет назад он был обычным маленьким мальчиком и играл в том самом саду, где потом вырыл тюрьму для нас. В заточении я считала его чудовищем, но сегодня отношусь к нему иначе. Им двигала не жестокость – все дело в страшном одиночестве. Вот почему он всегда боялся.
– Боялся? – удивленно переспросил я. – Чего же он боялся?
– Женщин. Заточив нас в подвале, он почувствовал себя хозяином положения, но все равно продолжал бояться. Чтобы защититься, он изо всех сил старался не видеть в нас людей. Мы для него были лишь сексуальными объектами. Некоторые мужчины покупают надувных кукол, а у Виктора были мы с Леной.
– Вам никогда не хотелось отомстить за то, что он сделал с вами?
– Несколько лет назад я смотрела фильм «Граф Монте-Кристо». Эдмон был невиновен, но его на много лет заточили в тюрьму. Там он познакомился с аббатом Фариа, и тот помог ему бежать. Но позже аббат сказал Эдмону, что сожалеет о своем поступке.
– Почему?
– Потому что он понял, что Эдмоном движет исключительно чувство мести. Я смотрела этот фильм и ощущала себя Эдмоном. Но, в отличие от него, мне никогда не хотелось мстить. Обретя свободу, я использовала всю свою силу и возможности, чтобы вернуть себе собственную жизнь. Я столько упустила, и мне столько нужно было узнать, столькому научиться. После освобождения я целиком сосредоточилась на собственном развитии. Правда, вскоре я могу снова вспомнить о Викторе.
– Почему?
– Он получил всего семнадцать лет заключения. Его срок скоро заканчивается. Когда он выйдет из тюрьмы, мой страх вернется. Я не знаю, не захочет ли он снова разыскать меня. Кроме того, когда такой человек ходит по улицам, ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности.
Когда-нибудь…
Катя Мартынова
– Катя, проснись!
Голос звучал приглушенно, но был знакомым. Открыв глаза, я увидела Лену. Она была жива и цела – какое облегчение! Хотя голова у меня по-прежнему кружилась, я засыпала ее вопросами.
– Где ты была? Сколько времени? Когда мы поедем домой?
– Уже утро. – У Лены был усталый вид. – Я спала в доме. Виктор разбудил меня и привел к тебе.
Только тут я поняла, что он сам стоит за ее спиной. От вида этого извращенца меня замутило, но одновременно в голове прояснилось. К своему ужасу, я поняла, что лежу под простыней совершенно голая. Стало ясно, что, пока я была без сознания, Виктор снова изнасиловал меня. Осознав это, я зарыдала. Лена стала меня утешать, и Виктор направился к выходу.
– Она останется с тобой, – сказал он, протискиваясь в дверь.
Лязгнули замки.
Когда Виктор ушел, Лена собрала мою одежду и помогла мне одеться. Я изо всех сил пыталась взять себя в руки, но, несмотря на все усилия, продолжала дрожать крупной дрожью.
