– Доброе утро, – как ни в чем не бывало поздоровалась Влада.
– Д-доброе, – слегка заикаясь, произнёс он. – Как спалось?
– Отлично, учитывая, что я уже несколько дней не могу нормально выспаться. – Она отложила щётку, встала и сладко потянулась всем телом, точно гибкая, грациозная кошечка.
Никита Кузьмич невольно втянул носом воздух, ожидая почувствовать знакомый ландышевый аромат, но вместо него явственно уловил запах молодого, разгоряченного тела. Ему стало стыдно и неловко, щеки вспыхнули.
– Тебе, наверное, нужно в душ, – пробормотал он, и непонятно было, это вопрос или констатация факта.
– Ещё бы, – ничуть не обидевшись, согласилась Влада. – Я вчера вырубилась, даже раздеться не успела. У вас ведь стиралка есть? Я бы шмотки простирнула.
– Стиралка есть, тебе ли этого не знать. И мы же договорились – зови меня на «ты», как раньше.
Влада небрежно повела плечиком и кивнула.
– Да, и вот ещё что. – Никита Кузьмич приготовился к наступлению. – Я хочу, чтобы ты показала мне свой паспорт. Не свидетельство о рождении, а именно паспорт.
– Паспорт? – Влада широко зевнула, не прикрывая рот.
– Да.
– А у меня его нет.
– Как это нет? – не поверил Никита. – Куда же он делся?
– Да украли его у меня, вместе с сумкой – эти же отморозки. Вот, видишь, нет ничего? – Она широко расставила руки и ноги, как это делают в аэропорту во время досмотра, и в таком виде покрутилась перед Никитой. – Видишь? – повторила Влада, и, несмотря на то что его мысли были заняты паспортом, он отметил, что она все-таки перешла на «ты».
– Вижу, – хмуро произнёс он, понимая, что его в очередной раз обводят вокруг пальца.
– Так я в душ. Не возражаешь?
Не дожидаясь ответа, она протиснулась мимо Никиты и пошлепала в ванную. Вскоре оттуда донесся шум ниагарского водопада. Никита привык, что Влада обожает включать кран на полную мощность, но сейчас она превзошла саму себя. Он растерянно постоял в коридоре, затем махнул рукой и отправился готовить завтрак.
Все время, что он колдовал над яичницей с ветчиной и помидорами, Влада провела в ванной. Однако едва по квартире разнесся аромат свежесваренного кофе, она предстала на пороге, обёрнутая с головы до ног большим махровым полотенцем.
– Прости за мое неглиже. Переодеть нечего, все в стирке. – Влада с видом королевы, присела к столу. Никита Кузьмич, чувствуя себя лакеем, поставил перед ней тарелку с едой и чашку кофе. – М-м, как пахнет! – Она с удовольствием втянула носом воздух и взяла вилку.
Никита вдруг заметил, что она ест левой рукой, и удивился. Он мог поклясться, что Влада была правшой. Она поймала на себе его пристальный взгляд.
– Что? На мне рога растут?
– Нет, просто раньше ты всегда держала вилку в правой руке.
– Правда? – Она рассеянно покрутила вилку между пальцами и переложила в другую руку. – Знаешь, я что-то не в себе. Доконали меня эти гады. – Она снова принялась за еду, держа прибор как надо, однако Никита явственно видел, что ей неудобно.
Странно все это, более чем странно! Он снова подумал о том, что Влада неуловимо изменилась за время своего отсутствия. Эти изменения касались всего – и поведения, и привычек, – но в то же время это все-таки была Влада, его Влада, рыжая, румяная девочка из скандинавской сказки. Любуясь ею, Никита позабыл о времени и о том, что с минуты на минуту должен прийти Куролесов. Он вспомнил о нем, лишь когда зазвонил мобильный. Влада безмятежно пила кофе и по-кошачьи щурила зелёные глаза.
– Я у твоего подъезда, – бодро пророкотал Куролесов в трубку. – Сейчас поднимусь.
– Прямо сейчас? – испугался Никита.
– Да, а что? Ты не один? У тебя дама? – Сашка весело рассмеялся, даже не подозревая, насколько он близок к истине.
– Да нет у меня никого, – с досадой произнёс Никита. – Ладно, давай поднимайся.
Он бросил телефон на стол и затравленно поглядел на недоумевающую Владу.
– Это кто? – спросила та.
– Человек, который привёз ключи от дома, куда мы с тобой сегодня поедем.
– А-а-а, – протянула она небрежно.
– Бэ-э-э, – передразнил Никита. – Вот что: сейчас ты встаёшь и идёшь в кабинет. Сидишь там тише воды ниже травы, и упаси тебя бог высунуться оттуда и что-то сказать. Ясно?
– Да ясно, яснее некуда. Только глупо все это. Напрасно. – Она встала и лениво направилась вон из кухни.
– Не тебе решать, что напрасно, а что нет! – ей в спину крикнул Никита, но она даже не обернулась.
Он поспешно сполоснул посуду, пулей метнулся в коридор, снял с вешалки Владину куртку и спрятал в шкаф, туда же запихнул ее кроссовки. В это время в дверь позвонили.
– Вот. – Куролесов болтал на пальце огромную связку ключей. – Этот от калитки, этот от дома. Вот этот от летней кухни, а тот от сарая. Ещё от ворот есть, но Ленка говорит, они и так открываются.
Никита заметил, что Сашка украдкой поглядывает через его плечо, надеясь увидеть кого-то постороннего в квартире.
– Спасибо, – поблагодарил он. – И Лене своей передай спасибо. Я ваш должник.
– Брось. Колись лучше, что за родственница объявилась? Кого ты собрался вывозить на пленэр?
– Так, седьмая вода на киселе. Надиной двоюродной сестры дочь. Приехала в Москву, влипла в историю. Теперь ей нужно побыть в уединении какое-то время.
– Ты что же, сам ее туда собрался везти? – Сашка с недоверием взглянул на Никиту.
– Сам.
– Обалдел? Это ж далеко. На двух электричках с пересадками ехать нужно.
– Да я на машине.
– Ого! Ну ты даёшь, Кузьмич! Неделю назад умирал, а сейчас в путешествие намылился. Узнаю генерального директора. – В голосе Куролесова звучали одновременно уважение и беспокойство. – Опасно, дружище! Не с твоим сердцем садиться за руль на такие расстояния. Если уж так необходимо, давай я ее отвезу.
– Нет, – вырвалось у Никиты так поспешно, что он прикусил язык.
– Да почему нет? Темнишь ты что-то, дед, ох, темнишь! Меня Ленка убьёт, если узнаёт, что я тебя одного отпустил. Мы уже с ней договорились, что я отвезу.
– Сказал сам, значит сам, – отрезал Никита Кузьмич.
Куролесов покачал головой.
– Ну как знаешь. Вода там из колодца, чистейшая. Пробки включишь. Насчёт чистоты не гарантирую, возможно, придётся хорошенько убраться.
– Уберемся. – Никите хотелось, чтобы Куролесов поскорее ушёл.
Кажется, тот понял это и обиженно надул губы.
– Ладно. Вижу не к месту я со своей заботой. С псом-то что будет? С собой возьмёшь?
– А то. Не здесь же его оставлять одного.
