– А ты думал.
Она достала из шкафа плеть, пару резиновых членов, весьма внушительный кляп в виде оранжевого шарика на ремешке, кожаную маску и наручники.
– Надень ему, – сказал я.
– Что именно?
– Наручники. Застегни сзади. И кляп можно тоже.
– Ты охуевший! – сказал Равиль. – И ты тоже охуевшая.
– Поворачивайся. – Я махнул пистолетом.
Он повернулся спиной. Ирада нацепила наручники и кляп. С этим шариком во рту Равиль выглядел смешно. Ха-ха-ха!
– Что теперь? – спросила Ирада.
– Дай мне чего-нибудь, прийти в чувство.
Она сбегала на кухню и принесла бутылку. Я хлебнул водки, потом ещё, достал телефон и набрал Вагиза.
– Ага, вот и ты, – сказал он. – Ты где там прячешься, петушок? Испугался? Мои ребята нервничают. Дома тебя нет.
– Заткнись! Твой брат у меня.
– Мой брат у тебя? – спросил Вагиз. – Какой именно? Равиль или Наиль?
– Равиль, – ответил я. – Он в опасности.
– Врёшь, сука! Я тебя убью за твоё враньё. Овощ съест твою печень.
Я опустил телефон и кивнул Ираде, чтобы вытащила у Равиля кляп. Затем я поднёс трубку к его рту и махнул пистолетом.
– Ну-ка, поздоровайся с братом.
– Вагиз, это я, – сказал Равиль. – Он меня взял за жало, гнида! Эта проблядь ему помогла. Слышишь? У него пушка. Что? Да вроде не игрушечная. Кажется, «кольт». Помнишь, как у Данилы Багрова в фильме?
Дав ему выговориться, я вернул трубку к уху.
– Враньё, говоришь?
– Не понимаю, – ответил Вагиз. – Если ты решил покончить с собой, к чему такие сложности? Мог бы сразу застрелиться…
Я выдавил из себя смех. Вроде получилось.
– Жду тебя через два часа. Приезжай один. Иначе твоему братцу хана!
– Что за слово дурацкое?
– Какое?
– Хана. Всегда меня бесило, – сказал Вагиз. – Ладно, что тебе надо?
– Хочу решить наши проблемы, – ответил я, разглядывая пушку. И правда, «кольт».
– Думаешь, у тебя получится? – спросил Вагиз.
– Почему бы не попытаться? У меня кое-что есть для тебя.
– Что?
– Увидишь. Тебе понравится. Ты сразу забудешь о наших проблемах.
– Не нравится мне твой тон, – сказал Вагиз мрачно. – Учти, у тебя со мной тягаться не получится.
– Но поговорить-то получится?
– Пожалуй, две минуты я тебе выделю. А потом видно будет.
Чувствовалось, что он злится. Этот головорез не даст мне и двух секунд.
– Конец связи!
Я нажал отбой.
– Страшно, – сказала Ирада.
– Вешайтесь! – сказал Равиль.
Я слегка стукнул его рукояткой по лбу. Равиль хлопнулся на спину, закатив глаза. Но тут же вернул их на место и злобно посмотрел на меня. В этот момент зажужжал телефон у меня в руке. Вагиз.
– Ей, ебанько! – сказал он. – Ты не сказал, куда ехать. Или ты дома сидишь всё-таки?
Ах, черт! Это всё нервы! И глупость.
– На выезде из города, – сказал я. – Там есть заброшенное здание скотобойни. Знаешь? Жду тебя там через два часа.
– Договорились, крыса.
Он отключился. Я сунул пистолет за пояс, хлопнул водки. Хлоп!
– Собирайтесь, – сказал я.
35
Ирада собралась минут за пять. В жизни не видел, чтобы женщины так быстро собирались. Я помог Равилю натянуть штаны, потом накинул ему на плечи пуховик, и мы спустились к машине. Со стороны это, должно быть, выглядело так, будто опер ведёт в отдел пойманного бандита и проститутку.
– Где твоя тачка? – спросила Ирада.
Я показал на «микрик».
Ирада залезла на пассажирское сиденье. Я открыл задние двери и затолкал Равиля в грузовой отсек. Там были свалены какие-то ящики. Сам сел за руль.
– Отвезу тебя в одно место, – сказал я. – Посидишь пока там.
– Ага.
– Здесь опасно. Вагиз может прислать кого-то.
– Понятное дело.
Мне вдруг захотелось поцеловать её. Что такое? Может, это предчувствие того, что у меня больше никогда не будет возможности поцеловать женщину? Стало грустно и одиноко. Как глупо прошла жизнь. Мне ещё сорока нет. А что я видел? Ну, поимел примерно тридцать женщин, два раза съездил во Владивосток, где в первый раз отравился суши, а во второй меня обворовали какие-то хмыри на пляже. А про свою мёртвую мечту стать певцом даже вспоминать не хочется. Свой шанс с деньгами профукал. Да как профукал! Врагу такого не пожелаешь.
Я высадил Ираду через дорогу от своего дома и объяснил, как найти дворницкую.
– Скажи старику, что ты от меня. И сиди, жди моего звонка.
– А если ты не позвонишь?
– С ума сошла, что ли?
Получилось убедительно вытаращить глаза, так что Ирада, кажется, успокоилась.
– Ладно, – сказала она. – Поздно жалеть.
– Вот именно. Если старик на месте и всё в порядке, скажи ему, чтобы вышел и помахал рукой.
– А если его нет?
– Тогда сама выйди и помаши рукой.
Она пошла, поникшая и жалкая. Поздно не поздно, а всё-таки Ирада наверняка двести раз обо всём пожалела. Видимо, слишком я был неуклюж в своих действиях. А ещё этот старый пистолет, выглядящий так, будто им швырялись об стену, эта машина, пропахшая землёй, моё лицо… Раньше оно было жёстким, уверенным в себе. С годами стало покорным. А теперь нечто среднее. Я посмотрел в зеркало. Глаза как у загнанной собаки.
Кто-то свистнул. Я огляделся. Старик помахал рукой и подошёл ко мне.
– Хороша, – сказал он.
– Через пару часов заберу её, – ответил я. – Нужно только решить кое-какие дела.
– Война, сынок?
– Война.
– Куда едешь?
– Зачем тебе знать? Приеду, расскажу.
– Вот это правильно, – кивнул старик.
Тут в фургоне раздался стук.
– Это кто?
– Военнопленный, – ответил я.
Потом мы немного помолчали. Я всё хотел сказать что-то вроде «Если я не вернусь…», но не знал, как закончить фразу. Я хлопнул старика по плечу и вырулил на дорогу.
Здание скотобойни стояло посреди пустыря в нескольких километрах от трассы. Оно было частично разрушено, окна зияли пустотами, будто мёртвыми глазницами. Вокруг было тихо, ни одной живой души. Ну, может быть, только души коров и свиней бродят где-то поблизости. Я остановился напротив, вылез из машины, закурил и стал ждать. Время текло медленно. Это раздражало. Почему так? Годы пролетают, глазом не успеваешь моргнуть, а минуты иногда тянутся вечность. Кажется, успеваешь за это время состариться.
