– А ты куда собралась? – заметила наконец мама.
– Тарас позвал покататься немного, – продолжая улыбаться, ответила Кира. – Я термос возьму? Хочу чай заварить с мятой.
Мама пожала плечами.
– Бери, конечно. – Подумала немного. – Хорошо, что у тебя Тарас есть, правда?
Кира потопталась в дверях, не зная, что ответить. Их сонное тепло, одно на два тела, еще щекотало под ребрами. А перспектива кататься среди ночи, сидеть рядом, соприкасаясь коленями, жгла кончики пальцев.
– Конечно, хорошо, – согласилась Кира, пряча вспыхнувшее лицо в капюшоне. – Мы скоро.
И выскочила в коридор.
⁂
Когда раздался хлопок и фонарь потух, предварительно вспыхнув ослепительной дугой, тьма вокруг стала настолько густая, что Кира на всякий случай ущипнула себя за руку, чтобы проверить, а не снится ли. Такую непроглядную темноту она еще не встречала. Да и где? В городе всегда светло. А тут хоть глаз выколи, скрипучим голосом деда пронеслось в голове. Кира еще и глаза потрогала, чтобы точно увериться, все ли на месте.
– Это что за херь? – негодовал Южин, пока Кира себя ощупывала.
«Ой, да заткнись», – мысленно попросила она.
– Фонарик сдох, сейчас заменим. Тарас, ты же взял лампочки? Да?
Тараса она не видела, но чувствовала его большое и тяжелое тело совсем рядом. Вслепую протянула руку, нащупала край куртки. Тарас активно рылся в рюкзаке, искал запасную лампочку.
– Костик! – позвала Кира. – Костик, ты где?
Проводник не откликнулся. Зато Южин включил телефон.
– Стоило нам подняться на седьмой этаж, как атмосфера поменялась, – начал тараторить он, щурясь во фронталку. – Поверьте на слово, температура понизилась на пару градусов.
«Мы в сыром помещении после захода солнца, дебил», – подумала Кира, а вслух принялась подгонять Тараса, шепотом, чтобы Южин не расслышал:
– Давай резче, ладно? Этот сейчас заноет, что ему дышать темно.
Южин выключил телефон.
– Невозможно снимать. Костя! Ты чего там шкеришься? Включи свет!
На его резкий выкрик в углу что-то заскрежетало. Но глаза успели привыкнуть к темноте, и тщедушная фигурка Костика проглядывала из нее. Проводник вжимал голову в плечи и переступал длинными ногами, а под ними похрустывало. Кира шагнула вперед, чтобы схватить Костика и встряхнуть как следует: пусть вспомнит про двадцать штук, выданных авансом, но Тарас оказался быстрее. Запасной фонарь, найденный им в рюкзаке, вспыхнул с силой прожектора. Кира зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза, то протянутая к проводнику рука царапнула воздух.
– Пойдемте скорее, – прошелестело с другой стороны коридорчика, в котором они топтались. – Я нашел проход к шахте.
Костик стоял в дверях, ведущих к лестнице. Кира оглядела пустой угол, заваленный побитыми кирпичами. Сердце у нее билось часто и высоко, выше, чем обычно, где-то на уровне горла.
– Гляди под ноги, – попросил ее Тарас. – Лестницы здесь ни к черту уже.
Сверкнул зубами и потопал за Южиным, унося за собой свет. Кира поспешила следом. У дверного провала она остановилась, чтобы поправить носок. В пустом углу снова чуть слышно шаркнуло. Кира выхватила из кармана телефон и пустила в угол слабый луч света. Битый кирпич на черном от грязи полу. И одинокая яичная скорлупка.
– Не отставай! – позвал ее Тарас, поднимаясь на следующий пролет вверх.
Кира поспешила на голос и больше не оборачивалась.
…Смех догнал их в пролете у пятого этажа. Кира вздрогнула за секунду до того, как он пронесся по лестнице, размноженный эхом на гулкие отзвуки, больше похожие на плач. Кто-то смеялся в бетонном лабиринте. Смеялся и бежал – топот вторил смеху, приближал его и удалял, словно того, кто метался в темноте, швыряли от стены к стене.
– Что за?.. – спросил Тарас и дернул плечом, чтобы Кира расстегнула его рюкзак.
Она дернула замок, помогла спрятать камеру, поправила лямку на плече, а смех все доносился из глубины этажа – то визгливый, то скрипучий, как несмазанная цепочка на велосипеде.
– Лёнчик, – откликнулся Костик. – Он любит тут бегать. – Хмуро покосился на Южина. – Что? Он не помешает. Сейчас устанет и затихнет.
– Может, подснимем его? – предложила Кира, заглядывая через провал двери.
За ней был длинный коридор, а по коридору прямо на Киру бежало маленькое округлое существо с белесым блином вместо лица. Кира отшатнулась, запуталась в ногах и упала бы, но успела схватиться за дверной косяк. Пока она топталась, восстанавливая равновесие, существо успело добежать до нее и обернуться в пухленького, бледного мальчика лет восьми.
– Привет, – через силу улыбнулась Кира. – Ты Лёнчик?
За спиной у нее скрипнул молнией рюкзака Тарас. Кира выпрямила спину и чуть отодвинулась, чтобы мальчик попал в кадр. Тот деловито кивнул, растянул губы в улыбке – передние зубы у него были совсем маленькие и острые, а в уголках рта собрались корочки.
– А меня Кира зовут.
Лёнчик кивнул еще раз, вдохнул побольше воздуха и выдал:
– Маленький мальчик нашел пулемет – больше в деревне никто не живет! – Он даже зажмурился от удовольствия. – Только одна баба Матрена, жаль на нее не хватило патрона! – Замолчал, потом закинул голову и разразился пронзительным смехом.
Пухлое тельце мальчика тряслось от судорог и еле держалось на коротких ножках, Кира хотела схватить его за плечо, удержать, но тот взбрыкнул и побежал по коридору.
– Мощь, – выдохнул Тарас, отключая камеру. – Это что за перформанс был?
Костик поморщился.
– Говорю же, Лёнчик это. Ховринский он.
– А стишок? – подал голос Южин. – К нашему приходу готовился?
Он стоял на верхней ступени и жадно всматривался в темноту, которая поглотила мальчика.
– Не, Лёнчик всегда такой. Только стишками своими и разговаривает. То ли родился такой, то ли головой тут стукнулся. Кто его знает? – Костик вздохнул. – Но все к нему уже привыкли. Пускай бегает.
– Он же маленький совсем, – встряла Кира, на ладонях у нее застыла липкая пленка. – Как его сюда пускают одного?
– Не такой уж и маленький. Ему лет пятнадцать, не меньше.
– Да ладно! – не поверил Тарас, закручивая крышечку на объективе. – Класс на второй тянет максимум.
– Я его знаю уже четыре года, он всегда такой и был. Не растет, наверное. – Костик глянул на Южина. – Пойдем наверх?
Ответить тот не успел, смех начал приближаться вместе с топотом. Лёнчик влетел на лестницу, перевел дух. Рыхлые щеки мальчика стали красными, он тяжело дышал.
– Маленький мальчик по крыше гулял, кончилась крыша, мальчик упал, – равнодушным голосом продекламировал Лёнчик, впившись взглядом в Южина. – Кончилась крыша, раздался шлепок. Мама мозги собирает в совок. – И протянул мягкую ручку, требовательно перебирая пальцами.
