– Что за тип? – тут же подхватил Тарас.
– Он вообще медийный, но хочет какой-то треш. – Вера вздохнула. – Давай встретимся, обсудим?
– Без проблем, душа моя. Куда ехать?
Вера дожидалась его в веганском кафе на «Пушкинской». Мешала длинной ложкой какое-то зеленое месиво и выглядела уставшей. Тарас ее, конечно, обнял, расцеловал в обе щеки, похвалил короткую стрижку и странное платье с двойным подолом. Вера тут же расслабилась, заулыбалась, оглядела его с интересом.
– Ты прям здоровяк теперь.
– Вашими молитвами, – расцвел Тарас, но тут же перешел к делу: – Так что за тип?
Вера отставила в сторону чашку с месивом и картинно закатила глаза.
– Южина знаешь?
Тарас оторвал взгляд от линии, которой ее тонкая шея переходила в открытое плечико, и переспросил:
– Южина? Который блогер?
Она кивнула:
– Знаю, конечно. А что?
Человек, у которого восемьсот тысяч подписчиков, был не из лиги Тараса, таких заказчиков он даже не рассматривал.
– Вот он ищет себе оператора на проект.
– И что? Очередь еще не выстроилась?
Вера поджала губки. Ей очень шла темная помада. Только с правого уголка она чуть смазалась, Тарасу захотелось стереть ее пальцем, и он точно знал: если потянется, Деточкина против не будет. Она не Кира. С ней такое можно.
– Он сам не знает, чего хочет. Я вообще этот его проект не поддерживаю, но команду обещала найти. Вот ищу теперь.
Помада сразу отошла на второй план. Вместе с уголками губ. Голым плечом. Шеей. И вообще всей Верой, которая смотрела на него с живым интересом.
– А я при чем?
– Ну-у… – Вера улыбнулась. – Ты хорошо снимаешь, но не из тусовки. Можно попробовать предложить ему тебя.
– Давай попробуем, – сказал Тарас и заказал себе такое же зеленое месиво, чтобы не отставать.
Привкус шпината оставался во рту, пока он не умял половину тарелки жареной картошки с мясом. Деточкина предложила встретиться завтра, ближе к вечеру, обсудить работу, а там уже как дело пойдет. Тарас представлял, как это дело может пойти, но приехал к Кире, и мысли сами собой повернулись в другую сторону.
Кира суетилась на кухне – маленькая, взъерошенная, вся сплошные углы и черточки. Кажется, она мерзла. Голые руки были в гусиной коже. И глаза – такие темные и несчастные, вот-вот заплачет.
– Там режиссер нужен, – неожиданно для самого себя сказал Тарас. – Я чего думаю… Может, возьмешься?
Про режиссера Вера не говорила, да и толком не описала проект, зато начала вспоминать учебу, сыпать старыми шуточками и смеяться чуть громче, чем те заслуживали. Но какой документальный фильм без режиссера? Даже если к полноценному документальному добавляется уточнение «псевдо». Особенно если добавляется. Так что режиссера нужно было искать. А потом Кира ляпнула злую ерунду про Эдика, и Тараса осенило.
– Издеваешься, да? – устало спросила она.
Тарас выставил на сушке тарелки, разложил на салфетке две ложки, вилку и нож, налил себе воды из фильтра и только потом ответил:
– Нет. Ты учишься на режиссера. Мне нужен режиссер. Все логично.
Кира склонила голову набок и уставилась на Тараса.
– Я не учусь на режиссера, а только начала на него учиться. Ушла вот с установочной лекции. Замечательное начало.
– Не нагнетай, а. Тебе сколько баллов за вступительный проект дали?
Кира поморщилась:
– Ну десять.
– Из скольких? – не отставал Тарас.
– Из десяти. – Она уже улыбалась.
– Вот и не гунди.
Тарас перевернул стул и сел, облокотившись на спинку.
– Нужно будет снять заброшку какую-то. Вроде как документалка, но специфическая.
– А что за заброшка? – оживилась Кира.
– А это самое крутое. – Тарас многозначительно помолчал. – Ховринская больница. Слышала?
Кира вопросительно приподняла брови, но тут же вспомнила:
– Это огромная такая? На севере?
Тарас кивнул и потянулся к вазочке за печеньем.
– Не жрал бы ты мучного, дружок, – хлопнула его по руке Кира. – Так больница эта лет сто уже стоит пустая, что там снимать?
– Не сто, а сорок. – Тарас отодвинул вазочку подальше и вздохнул. – Вот поэтому и документалка, но не совсем. По желанию заказчика, короче.
– А заказчик-то кто?
Тарас потер ладонью лоб, набрал воздуха и выпалил:
– Южин.
Кира округлила глаза и беззвучно расхохоталась.
– Это который с ютуба? Мерзкий такой?
– Да?
– Ты еще с ним в комментах цапался?
– Да.
– И ты согласился его снимать? – Кира продолжала сдавленно смеяться, у нее даже ресницы слиплись от слез.
«Хоть повеселил», – подумал Тарас, но все-таки ответил:
– Он деньги предлагает. Очень хорошие деньги.
Кира тут же оборвала смех, села ровнее.
– Сколько?
– Тебе бы хватило нанять Эдику сиделку на пару месяцев, – предположил Тарас. – Маму бы разгрузила. И себя.
Кира заправила волосы за уши, глянула на него цепко.
– А ты бы с армейкой разобрался, так?
Тот кивнул.
– Значит, пошли удалять комменты, – сказала Кира и решительно поднялась.
– Какие? – не понял Тарас, но послушно встал.
– Из-под видео заказчика, дубина, – хмыкнула она и выскользнула в коридор.
ЮЖИН
– На самом деле все просто. Забиваете в поиске нужный город, и платформа сама найдет для вас самые дешевые билеты, – протараторил Южин, не сводя глаз с кругляшка фронтальной камеры. – А если вы введете промокод UGIN, то получите дополнительную скидку на первый заказ.
И все-таки глянул вниз – сколько секунд набежало, поместится в одну сторис? Секунд было пятнадцать – самое то, но ушедший из фокуса взгляд испортил весь дубль. Смотреть нужно было только туда, чтобы зрители, – а их будет много, должно быть много, и даже еще больше – чувствовали, что всю эту рекламную хрень говорят лично им, несут на блюдечке с каемочкой: на, бери скорее, заказывай билеты, лети в Ригу за три тысячи четыреста рублей в одну сторону, будет тебе счастье, мой юный друг. Если мама отпустит. И даст три тысячи четыреста рублей на билет по промокоду.
Южин швырнул телефон на диван, но переборщил, тот стукнулся о стену и упал на пол. Первым порывом было проверить, не лопнул ли экран, но раздражение копошилось внутри – если еще и телефон разбился, то и взвыть можно. Южин закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, потерся затылком. Уложенные гелем волосы скрипнули. От этого звука зачесалась левая ладонь. Южин поскреб ею по шершавой ручке кресла. Чесаться перестало, потом стало больно. Южин все скреб и скреб, пока не почувствовал, как по руке потекла кровь. Вот бы можно было просто сидеть, ждать, пока вся она вытечет, оставит его, обмякшего, посреди комнаты с видом на самый центр Москвы. Или нет, зачем так долго. Просто встать, распахнуть окно. Двадцать второй этаж – это не шутка. Ветер тут же выбьет дух, заслезятся глаза, если не видишь высоты, совершенно не страшно в нее шагнуть.
