Когда я заговорил, собственный голос донесся до меня, как со дна глубокой ямы.
– Ты убл мня, чтбы ожвить?
Бен прервал свою жуткую лекцию и раздраженно уставился на меня.
– Джонни, когда я вскрыл твой череп, то обнаружил там удивительную аномалию – мозг размером с грецкий орех. Я всегда подозревал что-то подобное, но тут убедился своими глазами. – Я продолжал сверлить его взглядом, и он устало спросил: – Ты серьезно считаешь, что я мог тебя убить? Кстати, если бы я это сделал, начал бы оживлять сразу же, а не когда ты уже окоченел.
– Окчнел?
– Именно. Я три дня назад пришел завтракать на кухню – старики меня подкармливали – и обнаружил, что у них там ужас и паника. Они нашли твое мертвое тело на третьем этаже. Видимо, к нам влезли грабители, а ты пытался им помешать – храбрость, совершенно тебе не свойственная! Я забрал тебя, сказал, что сам вызову похоронную службу, а у них уже багаж был собран: сказали, ты их накануне уволил. Я их отпустил с миром, отнес тебя сюда и приступил к работе. Мои научные интересы противоположны твоим обвинениям и состоят в том, чтобы оживлять, а не убивать. Я служу человечеству, смысл моего существования в том, чтобы раскрыть тайну самой жизни, ведь тогда людям больше не придется…
Его тираду прервал фонарь – внутри него что-то звякнуло и, похоже, сломалось. Свет начал медленно гаснуть, Бен со всех ног бросился к фонарю, но пол под ним уже немного обуглился. «Вот так, видимо, он и поджег дом», – заторможенно подумал я.
– Я првда мртвый? – тихо спросил я в наступившей полутьме.
– Ну, я бы поспорил об употреблении этого термина, – прокряхтел Бен и осторожно выключил фонарь полностью, обернув руку какой-то тряпкой. – Лично я считаю, что жизнь – это прежде всего жизнь мозга, а ее ты сохранил: личность, как я вижу, осталась нетронутой, и это потрясающее достижение!
Какое-то время слова доносились из абсолютной тьмы, потом Бен зажег свечу, не прекращая говорить ни на секунду.
– Майкл боялся, что, если у меня получится, оживленный будет бессмысленным ходячим мертвецом, а такой исход меня совершенно не устроил бы. Помнишь ирландскую сказку, которую рассказывал отец? Про Мерлина, подарившего девушке каменный трилистник, чтобы она могла оживить возлюбленного? Только один из листков возвращал жизнь, а остальные два – разум и душу, и это доказывает: даже в древние времена люди понимали, что жизнь без мозга – не жизнь. И с этой точки зрения могу с уверенностью заявить: ты жив! Внутренние органы, конечно, не все работают, но они тебе уже и не потребуются. Они омываются раствором и как бы хранятся в нем от окисления. Есть и пить тебе не нужно, раствор работает в замкнутом цикле. Главное – я сохранил нервную систему, мозг и сердце! Череп тоже реконструировал, как мог. Мне кажется, весьма неплохо, с учетом… Ты вообще слушаешь меня?
Я не слушал: стоял и щупал свое лицо. Мне хотелось кричать.
– Ты всегда слишком беспокоился о своей внешности, – вздохнул Бен. – Утешай себя тем, что под землей ты определенно выглядел бы хуже. Но розоватый оттенок коже придает кровь – эта удивительная жидкость, настоящее чудо! – и без нее кожа просто белая. Увы, сохранить кровь мне еще ни разу не удалось. Она сворачивается, и приходится разбавлять ее особым питательным раствором, способным проводить электрические импульсы. Ну все, приляг обратно, для начала достаточно. Тебе пока нельзя так много двигаться.
Он приглашающе показал на железный стол, и в этот момент я понял, что способность дрожать, потеть и задыхаться – истинный дар небесный, которого я теперь лишен. Поэтому я выразил ужас единственным доступным мне способом: завыл.
– Прекрати, связки повредишь! Хватит портить мою работу!
Бен шагнул ближе, я отшатнулся, потерял равновесие и рухнул.
– Эт-то не я! – застонал я, беспомощно подергиваясь на полу.
По ощущениям, в горле и правда что-то натянулось до предела, вот-вот порвется, но я не мог молчать.
– Очень даже ты! Пожалуй, даже больше, чем в последние лет десять, когда ты свихнулся на том, чтобы нравиться богатеньким бездельникам. Умоляю, Джонни, не вой! Лучше бы спасибо сказал!
– Эт не ж-жизнь! Врни меня по-настоящему!
– Ой, ну извини! Прости, что не умею оживлять трупы свежими, прекрасными и такими же, как были! Это же так, чтоб тебя, просто! – Я продолжал хрипеть, и он глянул на меня сурово, как на расшалившегося ребенка. – Если бы мне хоть раз досталось тело сразу после смерти, думаю, у меня могло бы получиться, но так мне еще ни разу не везло. А ты вообще-то должен быть благодарен и за это! Я три дня не спал, я вернул тебе хоть такую жизнь, а ты…
– Хвтит! – яростно зашипел я. – Зткнись!
Бен посмотрел на меня с неожиданной обидой, но, к счастью, закрыл рот, и я воспользовался тишиной, чтобы кое-как подняться на ноги. В углу комнаты я заметил груду одежды, среди которой зеленым пятном выделялся знакомый жилет.
Я добрел до своей одежды и начал одеваться. Пальцы не гнулись, так что о застегивании пуговиц речи не шло, но на силе ярости я ухитрился натянуть брюки, рубашку, жилет и сюртук. Попробовал даже вдеть свои ужасные ноги в валяющиеся рядом ботинки, но они мне перестали подходить, оказались велики, и я бросил эту затею.
– О, ну что за красавец! – ядовито заметил Бен, сложив руки на груди. – Попробуй штаны застегнуть, проверим, как работает мелкая моторика.
– Пшел ты, – пропыхтел я и, как был, босиком и в расстегнутых штанах, направился к двери.
– Куда собрался?
– Дмой.
Я наконец понял, где нахожусь: в лодочном сарае около озера в нашем саду. Чокнутый братец скрывался все это время у меня под носом, даже территорию поместья не покидал!
– Кстати, это теперь мой дом, а не твой, – отрезал Бен. – Ты умер, Джонни. Я еще никому не говорил об этом, как-то времени не было, но когда скажу, все снова станет моим – фальшивые бумажки про мое сумасшествие никакой суд не примет. Ну должна же быть на свете справедливость! Ты бы все потратил на дурацкие развлечения, а так деньги послужат на благо человечеству.
Он зловеще улыбнулся, и меня захлестнула новая волна подозрений: что, если ударил меня все же он? Вернул себе титул и деньги, избавившись от меня.
– Тебе нельзя уходить, – серьезно прибавил Бен. – Оставайся, а? Поболтаем, как братья, покажу тебе свои изобретения, и…
Но я уже дернул на себя дверь, едва не упав от усилия, и побрел в темный сад. Ночной воздух, наверное, был чудесный и свежий, но я ничего не чувствовал.
– Джонни, стой! Вернись! – Я продолжал отупело двигать ногами, и Бен ледяным тоном бросил мне вслед: – А знаешь что? Катись, куда хочешь. Когда станет плохо, сам явишься.
– Нвлнуйся, не явлсь, – на ходу отрезал я.
Земля под ногами была черно-белой – где грязь, где подтаявший снег, – но мои голые ступни не чувствовали ни холода, ни воды. Вперед меня толкала надежда. Что, если это сон? Нужно просто лечь в постель, и тогда я проснусь. Ноги приходилось ставить очень точно – я боялся, что, если упаду, подняться не хватит сил.
