Кстати, вотчина и поместье не были единственной формой обеспечения службы. До 1556 г. существовал такой вид жалованья, как кормление, когда на население накладывалась обязанность содержать должностное лицо, исполняющее службу на данной территории. В 1682 г. было отменено местничество, то есть система назначения на должности, исходя из знатности рода. В 1714 г. Петром было введено регулярное жалованье за службу, что стало еще одним шагом в сторону отделения власти от собственности. В 1722 г. вводится Табель о рангах, регламентирующая порядок должностной подчиненности и служебных окладов.
Да, вектор на отделение власти от собственности не всегда выдерживался неукоснительно. Германизация правящего дома привела к тому, что европейские веяния все же оказали влияние на отношения между государями и их слугами. Так, Манифестом о вольности дворянской Петр III откреплял дворян от службы, оставляя за ними собственность, то есть собственность впервые была отделена от службы государству, пусть и со множеством оговорок. Скажем, в период войн служба дворян в армии оставалась обязательной, а те аристократы, что отъезжали за рубеж и не возвращались в Россию, рисковали потерять свои владения, которые конфисковывались в пользу казны.
Однако общая картина к тому времени была такова: порядка 80 % дворянства не имели иного источника существования, кроме службы. К этому привело постоянное дробление имений между сыновьями (принцип майората в России не применялся). Петровский Указ о единонаследии, позволявший закреплять недвижимое имущество имения лишь за одним сыном, стимулировал его братьев «искать чинов», потому что только служба могла им дать источник к существованию и возможность получить в качестве награды поместье.
Еще раз отметим: в России собственность всегда находилась в подчиненном по отношению к власти состоянии. Собственность являлась атрибутом власти, но не ее источником. Иное просто было невозможно. В условиях малопродуктивного по климатическим причинам аграрного хозяйства государство не могло существовать без сверхконцентрации ресурсов. Если же позволить феодалам распоряжаться скудным прибавочным продуктом по собственному разумению, государство ослабеет и распадется. Из этого вытекает важный принцип: русская элита не может позволить себе уровень потребления по «мировым стандартам». Экономика не в состоянии этого обеспечить. Поэтому в целом политика государства на протяжении нескольких веков сводилась к тому, чтобы ограничивать потребление элиты в интересах государства.
Кстати, восстание декабристов в 1825 г. в данном контексте стоит рассматривать не как бунт романтиков-свободолюбцев против тирании, а как попытку подчинить власть собственности. Мятежники своей главной целью считали ликвидацию монархии, что означало устранение, в лице царствующего дома, крупнейшего собственника земли, а в лице царя — главного распорядителя земельных угодий, находящихся в пользовании у дворянства, служивого сословия. Это превратило бы помещиков в полноценных частных собственников и, одновременно, освободило бы их от каких-либо обязательств по отношению к государству. Ведь декабристы вовсе не планировали расставаться со своими поместьями. Крестьян, даже в самых радикальных проектах, планировалось отпустить на волю, но без земли. В 1861 г. крестьянская реформа осуществлялась по этой же схеме, да так хитро, что в распоряжении общин оказалось на 20 % меньше земли, чем до освобождения. При этом самодержавие сохранило за собой роль главного экономического арбитра. Что касается крестьян, то они совершенно не знали частной собственности, их наделы перенарезались в пользование из общинной земли заново каждый год.
Русские элитарии остро чувствовали свою неполноценность по отношению к своим европейским собратьям по классу: они не могли позволить себе дворцы, коллекции предметов искусства, шикарные наряды и праздную жизнь. Это могли позволить себе лишь единицы, а в целом русская аристократия оставалась по западным меркам нищей. Экономика оставалась низкопродуктивной, не способной дать достаточно добавочного продукта на излишества, но не все это понимали. Многие искренне верили, что все дело в неких неправильных порядках. Стоит, дескать, их заменить на правильные — и жизнь волшебным образом сразу станет такой же вольной и сытой, как в европах.
Установление в России капиталистических отношений привело к окончательному дисбалансу в общественном организме. Впервые возникла ситуация, когда собственность стала приобретаться не через службу, а помимо ее, не как милость от государства, а как результат собственных усилий. Впервые в России собственники приобрели самодостаточность.
Тут надо кое-что уточнить по поводу купцов. Да, существовало в феодальной России такое сословие. Но преувеличивать его значение не стоит. В 1775 г., когда была осуществлена реформа, согласно которой купечество делилось на три гильдии, всего в «третье сословие» записалось ничтожное количество — 27 тысяч человек. При этом следует учитывать, что купцы самой многочисленной третьей гильдии — это, в нашем сегодняшнем понимании, вообще не купцы. Они занимались ремеслами, мелочной торговлей (про коробейников слыхали?), содержали трактиры, постоялые дворы и даже работали по найму. Примерно тем же самым занимались и так называемые торгующие крестьяне — была такая сословная группа, которой разрешалось селиться и работать в городах. Купцами первой гильдии являлись лишь 2–3 % от всей численности сословия, но и они не все занимались торговлей по причине отсутствия капиталов. При этом совершенно немыслимо представить, что купечество имеет хоть какое-то влияние на власть. Оно в подавляющей массе было столь же бесправно и далеко от власти, как мещане и крестьяне. Купцов третьей гильдии можно было пороть, они несли рекрутскую повинность.
Итак, в пореформенной России появилась буржуазия, которая вроде бы была частью элиты, однако не имела власти. Не существовало в России институционализированных инструментов влияния «крезов» на государство, как то свободная печать, политические партии, парламент и т. д. Между тем концентрация ресурсов в руках этой группы возрастала, именно эта группа впервые смогла позволить себе европейский уровень потребления. Внутри элиты вновь принципиально обострилось противоречие по вопросу роли собственности во власти. Предыдущее обострение такого рода разрешилось с помощью опричнины в пользу власти, тысячи собственников, много возомнивших о себе, были уничтожены физически.
В этот раз кризис разрешился в ходе революции 1917 г. В феврале казалось, что буржуазия стала полноправным хозяином в стране, но это было лишь иллюзией. Большевики не просто ликвидировали ее как класс, они довели до абсолюта, до логического конца линию на отделение власти от собственности. Отныне власть давала лишь привилегии, но не собственность, пусть даже в пользование, как землю дворянству. Наследование чинов, существовавшее ранее в мягкой форме, тоже ушло в прошлое.
Самое время задаться вопросом: а почему произошло именно так, а не иначе — есть ли в этом закономерность? Закономерность есть, и это настолько железная закономерность, что можно говорить о законе. Постараюсь объяснить ее предельно просто. Всякий раз, когда аристократия получала в свое распоряжение слишком много ресурсов, она, естественно, начинала распределять их в свою пользу и «закреплять» за собой. Результатом являлось то, что называется феодальной раздробленностью: чем богаче и самостоятельнее бояре — тем слабее государство. А если государство слабеет, оно проигрывает в конкурентной борьбе с соседями. Поскольку бояре не способны дать отпор более сильным противникам, они теряют и власть, и собственность, да и саму жизнь.
