– Ничего святого, – пожурил крестный.
В три Саша сходила за продуктами. Купила колбасу, сыр и лепешки. Позвонила Ксеня. Похвасталась, что уезжает в Крым на пять дней.
– Вот змея! Я, значит, в ссылке, а подруга на море резвится.
– Ага, с моей родней порезвишься!
– Море, – застонала удрученно Саша.
– Я тебе сувенирчик привезу, рыбка.
Кругом было поле, казалось, оно нигде не заканчивается. Нет ни Речного, ни города, ни прочих городов. Океаны, Японию, Америку выдумал дядя Коля, чтобы развлечь крестницу.
Степь, и безоблачное небо, и бурый дом. Ветер шуршит пыреем. Она невпопад вспомнила прочитанное недавно стихотворение Уолта Уитмена. Трава – это прекрасные нестриженые волосы могил. Красивый и печальный образ.
В четырнадцать она сама писала стишки, любовь-морковь, весна-зима. Слава богу, бросила.
Саша сбавила шаг у лавочек. В окне маячил дядя Коля, советовал родителям, как резать обои.
«Хорошие люди меня окружают, – подумала она и чуть не прослезилась. – А вдруг эти несчастья – идут в придачу к хорошим людям?»
Солнце румянило плитки подъездного пола, но углы берегли густые чернильные тени. Темнота, как паутина, налипла под потолком, на розетках и балках. Саша направилась к ступенькам. Слух уловил жалобный писк.
Она замерла на полпути, вглядываясь вглубь вестибюля. Снаружи щебетали сверчки. По розовой шпаклевке скользили блики. Но там, где железные ступеньки спускалась в полуподвал, было черно. Шагнешь туда и исчезнешь в перевернутой нефтяной луже.
Между двумя лестницами сидел котенок. Шерстка в катышках, тоненькие лапки неуверенно упираются в бетон.
Он посмотрел на девушку и слабо мяукнул.
– Малыш, это ты плакал?
Сердце сжалось. Саша нагнулась, подобрала бедолагу. Он почти ничего не весил.
– Где твоя мама?
В хрупкой груди стучал моторчик.
– Идем, поищем ее.
Разноцветная кошка откликнулась на первое кис-кис. Выпрыгнула из кустов, стала ластиться к ногам.
– Ты что же, свое дите не кормишь?
Саша подсунула ей малыша. Кошка обнюхала его, дернула хвостом. И заскребла землю вокруг, поднимая пыль. Так закапывают экскременты животные. Вдоволь накопавшись, кошка продефилировала к газону.
– Мать называется! – вспыхнула Саша. – Что ж с тобой делать-то?
Котенок запищал, словно просился на руки.
– Ты кто? Ты мальчик? Мальчик!
Она погладила по тощей спине, по выпуклому позвоночнику.
В темной части вестибюля что-то заскрипело. Сделало шаг снизу вверх, по чугунным ступенькам.
Саша полминуты смотрела туда, но звук не повторился.
– Ма…
– Что, солнышко?
– Вот… – Она показала находку.
– Этого еще не хватало!
– От него кошка отказалась. У нас молоко есть?
– Есть, – вздохнула мама.
– О, какая животина! – сказал идущий в ванную папа. – Без кота жизнь не та. Будет ваших мух ловить.
Саша погрела молоко, наполнила крышку из-под консервации. Котенок вылакал все и потребовал добавки. Наевшись, сделал лужу под столом, но Саша успела ее вытереть до прихода мамы.
– Как тебя зовут? Сеня? Нет, не нравится? Ммм…
В окно влетала монотонная сверчковая трель.
– Сверчок?
Котенок опрокинулся на спинку и подставил ласкам живот.
– Сверчок, – улыбнулась Саша.
К вечеру дядя Коля выдул пять литров пива, он был благостен и велеречив. Спальня преобразилась, муха упокоилась под обоями. На стене висели полки, у окна стоял компьютерный стол. Такой спальне обязательно нужны тотемы: плюшевые мишки, зайцы, куклы.
Мужчины ушли, отужинав напоследок.
Мама прибирала со стола, улыбка блуждала на ее губах. Сверчок дремал возле холодильника.
– Как тебе комната, доча?
– Я бы жила в такой.
– Покрасим батареи, купим люстры… и до ванной дойдем.
Саша глотнула остывший чай.
– Слушай, а почему ты не вышла замуж за дядю Альберта?
Улыбка не исчезла с маминого лица, но стала грустной, и взор подернулся дымкой.
– Я боялась, что он изменится. Мужчины меняются после ЗАГСа.
– И папа?
– И он. Не обязательно в худшую сторону. Но что-то в них пропадает. Отмирает, а вместо него возникает нечто другое. Я так любила Альберта и не хотела, чтобы он изменился ни на йоту. Это очень глупо, доченька, из-за этой блажи у нас отняли дом. Идиотский пример, не для подражания.
– Ты же все равно была счастлива? – Саша пытливо изучала маму. – Без свадьбы?
– Каждый день. Пять лет и семь месяцев.
Они вымыли посуду и просто сидели на кровати вдвоем, смотрели на обои и потолок, и сквозь них, вдаль.
9
Бамбук и соль
Благодаря полуциркульному проему над дверным полотном Алексины заранее знали, что к ним идут визитеры. Звуки шагов глухим эхом отдавались от бетона. Но гам им не докучал, в подъезде обитали исключительно бесшумные граждане. Изредка проскочат по лестнице соседские детишки, и опять дом погружается в тишину.
– Осенью застеклим, – сказала мама и, взобравшись на самый высокий стул, зашторила проем марлей – от комаров. Комары и мошки сидели под подъездными сводами, набивались в гипсовое кружево карнизов.
Топ, топ, топ…
– Папа с утра пораньше?
– Надеюсь, нет. И так стыдно перед Вероникой.
Саша отложила ножницы, которыми резала обои, и направилась в коридор. Завизжал звонок.
– Не глухая!
Она распахнула двери и тут же отпрянула за стену, натянула футболку на бедра.
– Ты что здесь делаешь?
– И тебе привет, – сказал Рома. Он загорел на даче, нос шелушился, шея покраснела.
– Девять утра!
– Кто там, доча?
– Рома.
– Пускай заходит.
– Ага, щас.
Она оставила узкую щель и говорила, прижавшись к ней губами:
– Ремонт у нас.
– Так я помогать пришел! – Рома улыбался так, что практически любой бы пустил его в свой дом клеить обои.
– С дуба рухнул?
– С мамой твоей познакомлюсь.
– Знакомы уже.
– Я преследую личную выгоду. Чем раньше ремонт закончится, тем раньше вытащу тебя на пляж.
