– Ай, – почесалась Саша. – Идем, пока нас не сожрали.
На тропинке, связующей микрорайон и Сашин дом, Рома задал вопрос:
– У тебя есть бойфренд?
Сердце екнуло, и щеки зарделись почему-то.
– Был, но мы расстались.
Рома улыбнулся в полутьме.
«Спроси у него о том же», – велела Александра Вадимовна, но Саша молча шагала по щебню, и через минуту Рома известил:
– И у меня нет.
– Кого? Бойфренда? – неловко пошутила она. Юморок в стиле Шуры.
Расставаясь у подъезда, он сказал:
– Завтра я на дачу еду. А послезавтра давай на речку купаться.
– Не выйдет, – ответила она. – Ремонт доделаем, тогда.
– Забились.
Она наклонилась пожелать Кортни спокойной ночи, и собака, изловчившись, облизала ей подбородок.
– Ах ты хулиганка, – рассмеялась Саша.
Папа уехал. Умаявшаяся мама стелила постель. Среди голых стен Саша без сил рухнула на кровать.
Она размышляла о Роме, об их променаде, и мухам не было места в ее голове.
8
Пират и Сверчок
Они позавтракали хлопьями и шоколадным молоком. Закатали рукава и с энтузиазмом принялись за работу. Звонок в дверь (Ай, бляха, надо поменять эту верещалку!) застал их смешивающими известь и синьку.
Саша бросилась открывать. Протиснулась мимо затора из мебели.
В тамбуре стоял папа, рядом – бородатый и румяный здоровяк. Усы подкручены, огромный живот упакован в тельняшку, багровый шрам над бровью – вылитый пират.
– Привет, крестница!
– Дядя Коля?
– Превосходная память! Посторонись!
Пират втащил в коридор звенящий бутылками пакет. Мама скрестила руки на груди, театрально насупилась.
– Девять утра, Николай.
– Право, Тань! Это топливо.
– Вот, подмогу привел, – сказал папа. – Лучший в мире клейщик обоев.
– Обоемэн. – Крестный подмигнул улыбающейся Саше.
Он действительно плавал: добирался до Нью-Йорка, Исландии, Мексики. Но не пиратствовал, а мыл посуду на круизном лайнере. Его байки про кругосветное путешествие никогда не повторялись, даже повествуя об одном и том же инциденте, он выворачивал сюжет в новое русло.
Дядя Коля постоянно попадал в анекдотические ситуации. Пьяный мог очутиться в чужом городе. Или прыгать из окна любовницы в одних трусах. Отметину на лбу ему оставил обманутый муж – саданул табуреткой.
– Мне неудобно, – виновато сказала мама. – Вы не обязаны.
– Неудобно, Тань, когда… – дядя Коля понизил голос, зашептал маме на ухо и завершил громким басом: – Из жопы!
Мама отмахнулась, втянула щеки, чтобы не рассмеяться.
– Кушать будете?
– Не заслужили еще! Слууушайте…
Он повертелся, теребя флибустьерский ус.
– Ну и апартаменты! Буржуйствуете, Алексины. Знал бы, топливом посерьезней запасся. Муху покажете?
– Идем.
Дядя Коля откупорил пиво – конечно, зубом. Долго и сосредоточенно рассматривал рисунок, прямо как посетитель Эрмитажа перед шедевром живописи.
Наконец взял шпатель и несколькими вдохновенными движениями дорисовал какашку.
Саше захотелось его расцеловать.
Они взялись за дело, дружно, под шуточки мужчин.
Родители прибрали в гостиной, застелили пол и грунтовали стены. Саша с крестным белили в спальне потолок. Саша поражалась выносливости дяди Коли. Он слезал со стремянки лишь для того, чтобы хлебнуть пива.
В детстве Саша мечтала сбежать на корабле. Бороздить океаны, побывать на всех континентах. Пусть и посудомойкой – она бы драила тарелки до блеска.
Дядя Коля стирал носки в Индийском океане. Дрался с сутенером на Гаити. За пьянку его высадили в Осло (иногда, под настроение – в Киото или Париже). А она… что она вообще видела за свою жизнь?
– Расскажи про Майами.
– Да что рассказывать? Дыра дырой. Я про сменщика тебе рассказывал?
– Не помню.
– Это в первый день было. Поставили меня на кубрик. Объяснили, что да как. Говорят, твой напарник бухой, спит сейчас, в восемь проснется и тебя сменит.
– Ты ей про проституток рассказываешь? – спросила мама.
– Ты за кого меня принимаешь? – обиделся дядя Коля. – Короче, Сань. Пашу я, пашу и периодически заскакиваю в холодильник. Комната – больше вашей. И там кушетка, а на ней мужик лежит. Прохлаждается. Ну, лады, с похмелья в холодке – самое оно понежиться… Смочи-ка. – Крестный подал Саше валик, она покатала его по поддону с раствором. – И вот. Часы тикают, восемь вечера. Я – вежливо так – земеля, смена твоя. Он спит. Ну, я ж не зверь, понимаю, что худо человеку. Через полчаса снова говорю: уважаемый, пробуждайся, я заманался горбатиться. Ноль реакции.
– И что?
– Что-что. В девять психанул, стал его трясти, а он дрыхнет, гад. Я злой, иду на кубрик, а там паренек заспанный, говорит: прости, братан, проспал я, за это тебе на час дольше поспать дам. Я говорю: не вопрос, но кто тогда в холодильнике спит? А он ржет: так это труп. Пассажир из второго класса крякнул, инфаркт. Ну и его в холод положили до следующего порта.
Саша рассмеялась.
– Постой, постой… – Дядя Коля смотрел в окно со своего наблюдательного поста. – А это кто еще?
– Где?
Саша оперлась о подоконник.
Окна спальни выходили на пустырь и заросли рогоза. По протоптанной тропинке шла к дому пышнотелая молодая женщина с плетеной сумкой на сгибе локтя. Шла, должно быть, с пляжа: бейсболка защищает светлые волосы от полуденных лучей, под мышками завязано узлом парео. Ткань оставляет открытыми верхние половинки массивного бюста, покачивающегося при ходьбе, и бедра – толстоватые, по мнению Саши.
– Какая фея, – причмокнул дядя Коля.
«Где-то я ее встречала»…
Саша мысленно убрала темные очки.
– Это же официантка из «Водопоя».
– Ван момент! – Крестный кинулся в коридор, споткнулся о порог, ругнулся. Хлопнула дверь.
– Куда он? – спросил папа. – Он так только за бабами бегает.
– За бабой, – сказала Саша.
Дядя Коля возвратился через десять минут, запыхавшийся и довольный. Поелозил дисплей мобильного:
– Сохранить!
– Дала номер? – восхитилась Саша.
– Как мне откажешь! Что ж вы, братцы, с соседями не раззнакомились? Инночка аккурат над вами живет.
– Не до того нам, Коля. – Мама примерила к стене обрезок обоев.
