По мнению Зана, вспомнив фотографа, наемница выдала себя.
— Я сам хотел поговорить об этом фотографе, но думал отложить до того, как ты восстановишься. Что ж… Ты часто споришь, порой бываешь слишком пристрастна, выполняя задания. В тебе хватает излишних эмоций и привязанностей. Но упрашиваешь оставить людям жизнь ты очень редко. И когда это происходит, дальше ничего хорошего ожидать не следует.
Катрина предпочла бы избежать этой темы, и демонстративно стала развязывать свои ботинки военного кроя, поставив ногу на край ванны.
— Не вини меня в том, что я умею принимать правильные решения самостоятельно, — сказала она тоном, завершающим разговор.
— Сегодня ты приняла неправильное решение. Ты дозволяешь себе недопустимые прихоти. Мое мнение таково: нужно было убить фотографа. И его нужно убить.
Безапелляционный вердикт Зана грянул окончательно.
Катрина отставила ботинки и воззрилась на него с непониманием:
— Почему ты так этого жаждешь?
— А чем так ценен этот фотограф? — плотоядно спросил Зан.
Наемница отвернулась от слов отца:
— О нем пора забыть. Я прошу прощения, лорд-маршал, за то, что отвергла твою волю на глазах у Виктора и его подданных. Возможно, нам всем стоит умерить эмоции. Не забывай, ты всему меня научил, а значит мои несовершенства — твои ошибки.
Но попытка не удалась:
— Я видел, как этот фотограф смотрел на тебя, — не унимался Зан. Его снежно белое лицо исказила маска презрения. — Смотрел с трепетом, с надеждой, как на свою спасительницу.
— Они все так смотрят на нас. Будто мы боги, — возразила Катрина.
— И я видел, как смотрела на него ты, — с угрозой произнес её отец, из-за чего Катрина притихла. Голос лорда-маршала зазвучал вкрадчиво, с долей издевки. — Весьма необычный для тебя взгляд. Такой сочувственный, встревоженный. Сердечный, — с омерзением скривился он.
— И поэтому ты решил, что спасти меня нужно ценю его крови?
— Он свидетель. Я не нахожу уместным, что ты питаешь слабость к этому человеку.
Молния озарила окна. В её свете стало заметно, насколько несущественна разница в возрасте дочери и отца.
— Ты попусту беспокоишься, — поспешила заверить Катрина. — Марк мне безразличен, что бы ты себе ни мнил. Но с другой стороны, он мне ещё может пригодиться. Прошу, оставим это. На сегодня хватит с меня обязанностей.
— Обязанности будут всегда! — повысил голос Зан, и свечи в ванной разом зачадили черным дымом. — Что за безответственные суждения я слышу от тебя? На трех кланах лежит обязанность защищать лордоков. И по праву рождения тебе надлежит извечно нести этот долг, ибо мы стражи. От меня не скрыть истину! Ты привязалась к фотографу. В тебе столько слабостей! Ты вся в свою мать, даже не знаю, более хорошо это или плохо.
На этих словах Зана Катрина встрепенулась. Лицо красиво нахмурилось. Как ножом Катрину порезало напоминание о любимой матери. И теперь наемница пребывала в ожидании осквернения её имени, но сегодня Зан остановился на сказанном.
Тогда Катрина настойчиво проговорила:
— Мама не была слабой.
Зан с сомнением отвернулся.
— Она не была слабой, отец, — тверже повторила Катрина.
В ответ отец лишь молча смотрел ей в глаза, а она не отвела глаз в сторону. Катрина свято верила в свои слова. Так они безмолвно глядели друг на друга ещё с минуту. И на лицах каждого по-своему проступала горечь давно погребенных воспоминаний.
— Я мог потерять тебя сегодня, — спокойнее произнес Зан. — Из-за оказанной тобою милости к этому фотографу. Ты рисковала всем ради очередной мимолетной жизни. Напоминает случай с Джульетт Феннинг, не правда ли?
— Какой случай? — невозмутимо подняла брови Катрина. — Не было никакого случая. Мы тогда добились, чего хотели.
— О да, разумеется, — с коварной усмешкой подыграл лорд-маршал Вэллкат и замолчал. Вскоре выражение его желтых глаз смягчилось. Он увидел опечаленное лицо Катрины. — Оставим это. Тебе сейчас нужно отдохнуть. И от серьезных разговоров в том числе.
На этом лорд-маршал удалился, оставив Катрину одну, довольную возобновившимся покоем. Тишина и покой всегда привлекали её больше тщетных страстей этого мира.
Катрина протянула руку к ручке позолоченного крана, чтобы добавить в ванну горячей воды. Комната медленно стала наполняться клубами расслабляющего теплого пара. Расстегнув порванную, прошитую пулями и насквозь пропитанную кровью кожаную блузку, Катрина сняла с себя всю одежду и шагнула в пышные сугробы пены, заполнявшие ванну.
Соскользнув поглубже в теплую воду, она на некоторое время скрылась под водой, а затем вынырнула. Людская кровь сошла с молодого лица сербки, обнажив её утонченную привлекательность и благородные черты.
Она расслабленно положила голову назад, прикрыла глаза и постаралась забыть прозвучавшее имя Джульетт Фэннинг. Потому что это имя таило в себе печальную историю из дней давно минувших. Историю, которая будет тяготить Катрину, наверное, целую вечность.
Смех и отзвуки разговоров отголосками неслись по темным коридорам. Словно дом населяют призраки, подумала Катрина, выйдя из гостевой спальни, где временно жила. Она только что переоделась и направлялась в салон к заждавшимся её. Ей предстояло спуститься к призракам и принять их почтение.
На лестнице голоса зазвучали отчетливее. Здесь воздух наполнился ароматным дымом дорогих сигар, тихо звучала Gymnopedia №3[8] Эрика Сати партией фортепьяно, за которым играла младшая дочь Виктора, Селона.
Все разговоры и музыка фортепьяно разом смолкли, когда в салон вошла Катрина. Необыкновенно красивое, как цветущая черная роза, прилегающее платье из бархата подчеркивало её грациозную фигуру. С широким вырезом на груди, который обрамляли легкие воланы из черного шелка. Поднимаясь по открытой спине к изящным плечам Катрины, они, играя и веясь, спускались по линии декольте. Оборки из такого же шелка обвивали округлое бедро и наискось сбегали по ноге. Пышный шлейф царственно тянулся за платьем.
Наемница была так великолепна и волнительна.
Катрину встретили аплодисменты в её честь.
Все, от прислуги до хозяина вечера, восхищенно приветствовали внезапно появившуюся красавицу. Их самоотверженную и вновь невредимую защитницу.
— Добрый вечер, — поприветствовала Катрина, глазами обведя всех присутствующих. — Виктор, — с почтением склонила голову она.
— Здравствуй, Катрина. Ты безгранично очаровательна! Как всегда и каждый раз, как вновь, — так же почтительно склонил голову Виктор.
Он поцеловал руку Катрины, галантно склонив голову чуть ниже положенного для лорда-маршала.
Остаток ночи прошел за расспросами. Причем Катрина появилась в тот момент, когда от серьезных тем все порядком устали. Знавшие требовательный и критичный вкус наемницы, подданные Виктора задавали ей вопросы об этом Марке Меерсоне. Спасенном Катриной молодом фотографе, персона которого уже успела обрасти будоражащими интерес предположениями. Катрина отвечала уклончиво и сдержано, что только укрепляло всеобщее любопытство.
