— Пришел, наконец, декабрь, а? — кашлянул дядя. — Скоро праздники.
— Расскажи о своей девушке, — вдруг заговорил отец.
— Ещё? — переспросил я.
— Да-да, — поддержал дядя.
Я посмотрел на Германа. Тот пожал плечами, давая мне возможность решать рассказывать или нет.
— Ну, мои слова — ничто в сравнении с безмолвным совершенством Катрины.
— Похоже, ты влюбился, Марк? — воскликнул дядя.
— По-другому быть не могло, — пожал плечами я. — Влюбился и серьезно. Вы бы её видели. Катрину.
Отец довольно посмеялся:
— Молодец, сын.
А Герман быстро сунул сигарету в рот и пожал мне руку:
— Поздравляю! Это очень важно, дружище!
Отец и дядя завели разговоры о работе. Вскоре на веранду выглянула Кира и сообщила, что всё готово к чаю, и через минуту мы двинулись в дом. Потушив окурки в пепельнице, Герман и дядя зашли внутрь, а отец задержал меня.
— Подожди, Марк. Хочу перекинуться парой слов с сыном, которого давно не видел. — Отец сощурился, положил руки в карманы и прошелся по веранде. — Весь вечер смотрю на тебя и чувствую, что ты какой-то другой.
— О чем ты?
— Ты где-то не с нами. Будто переживаешь о чем-то.
Я махнул рукой.
— С тех пор как не стало Марины, мне через многое пришлось пройти. Я погрузился в ночной мир, где царят противоречия и разногласия между чувствами и моралью. Ты прав. Может быть, я изменился.
— Ты стал похож на человека, на котором лежит ответственность за смерти других людей.
Он застал меня врасплох, и с минуту я не мог выговорить ни слова.
— Что? С чего ты это взял вообще, отец?
— Я хирург, Марк. Я видел своих коллег, под скальпелем которых умерли люди. После этого в них что-то менялось. Точно так же что-то изменилось в тебе.
Я не отвечал. Глядел на отца. Пристально. Ожидая, что он продолжит. А он замолчал и остановился напротив меня. Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, затем я спросил:
— Да у всех твоих коллег маска пофигизма на лице. И что с того, что тебе кажется, будто я изменился?
— Мне это не кажется, сынок. Расскажи, что случилось в твоей жизни.
— Я никого не убивал, если ты об этом.
— Ответственность за жизни бывает разная. Не обязательно убивать, чтобы чувствовать вину. Осознание, что кто-то умирает по его попущению, может стать не меньшим бременем.
Эти слова меня словно обожгли. Я отшатнулся от отца. Его слова озвучивали темную, прежде не изреченную сторону моей любви к Катрине. Я до сих пор не решался задумываться о том, что происходит, когда Катрина утоляет голод. В глубине души я знал, что происходит. Избегал этих терзаний совести. И не собирался говорить об этом с отцом.
Именно это я ему и сказал:
— Я не собираюсь больше говорить с тобой на эту тему.
Не знаю, что его убедило, мой сухой тон или отчуждение, с каким я на него посмотрел, но больше говорить об этом отец не стал.
Молчание становилось неловким, когда нас позвали к столу.
Пусть атмосфера за чаем была непринужденная, но мне не давали покоя озабоченные взгляды отца. Они меня раздражали. Я старался не обращать внимания, болтая с Германом, но никак не мог отвлечься. И в результате задолго до полуночи решил уйти.
Герман с Кирой вызвались подбросить меня до дома на их машине. Я отказался, заверив, что без проблем доберусь сам. Кира всё обнимала меня, говоря, чтоб я почаще вспоминал их. Попрощавшись с мамой, я встретился глазами с отцом. Тот пожал мне руку на прощание и сказал слова, которые меня очень поразили, но нисколько не сгладили моего раздражения:
— До встречи, сынок! И живи так, чтобы Марина тобой гордилась.
Когда-то я сам давал такое обещание своей невесте уже после её смерти.
Наконец я отделался от бесчисленных прощальных объятий и брел по пустынной улице небольшого городка, один под звездами. Слова отца не шли из головы и внушили мне чувство вины. Отвратительное ощущение, будто меня обвинили в любви. Так оно и было, раз моя любовь настолько сложна.
Темные, покрытые инеем заросли кустарников сгущались вокруг дороги. Я вышел на шоссе. Впереди сквозь ночную дымку мерцали огни Калининграда. В темноте показался призрачный свет фар. Черный Форд Мустанг притормозил и проворно развернулся возле меня.
Катрина была изумлена, завидев меня, бредущего по ночной дороге. Я сел в машину.
— Без четверти полночь, а ты уже полчаса идешь своим ходом, не меньше. Почему не дождался моего приезда? — спросила Катрина, выворачивая руль. — Повздорил с близкими?
— Я чувствую себя чужим среди них. Теперь мне всё видится совсем другим. Мне быстрее хотелось на воздух. Мне быстрее хотелось к тебе.
Катрина внимательно посмотрела на меня, надолго отвлекшись от дороги. Огни города становились всё ближе.
— Ты сказал это так, словно зачарованный, — произнесла она.
— Зачарованный? О чем ты?
— Чужой среди родных… всё видится другим… быстрее хотелось к тебе. Это слова околдованного смертного. Так мог бы сказать и прислужник лордоков, — Катрина всмотрелась в меня. — Прошу, Марк, скажи, что любишь меня не оттого, что разум твой остался затуманен встречей с вампиром.
— Мне просто было скучно у родителей. Я отвык от всего, что раньше казалось мне нормальным. И стал ближе к высотам, о которых прежде не задумывался. К пропастям, в которые лучше не заглядывать. Я люблю так сильно, что мне никогда не понять природы этой любви, — я протянул руку и мягко положил на плечо Катрины, укрытое черной кожей холодного плаща. — Но я не околдован. Если только ты не околдовала меня намеренно.
— Ты всё ещё так мало понимаешь, — отвернулась Катрина. — Хорошо, довольно об этом. Не обращай внимания. Всё оттого, что я дорожу тобой, и порой меня одолевают сомнения.
— Катрина, — серьезно произнес я. — Я люблю тебя и это сильнее чар. Поверь.
— Верю, — ответила наемница. — Я всё приготовила к нашему отъезду. Мы отбудем на пароме из порта Балтийск в Санкт-Петербург первым же рейсом девятого числа. Там мы пробудем пока оформляются визы. А потом улетим в один из уголков мира, где Триумвират не властен.
Дальше мы ехали в молчании. Дорога тянулась медленно, и усталость от пары пройденных километров взяла свое. Я не заметил, как погрузился в сон. Мне приснилась моя покойная невеста. Марина. Мы стояли на сером каменистом берегу. Позади меня виднелся холм из моих кошмаров. А за Мариной разливался свет, хотя солнца я нигде не видел.
Марина взяла меня за руку. Я удивился, какая теплая у неё ладонь.
— Марк, пожалуйста, не отдаляйся от меня. Я не хочу, чтобы они тебя забрали! — взмолилась Марина обеспокоенно, но и умиротворение не покидало её лица.
