Я усмехнулся, поцеловал её и вышел из машины.
— Ты заедешь за мной? — спросил я, заглянув в салон.
— Ожидай меня к полуночи.
Форд-Мустанг умчался в ночь. Когда ветер унес последние отголоски мощного мотора, я зашагал через двор с вечнозелеными лужайками к веранде родительского дома, все окна в котором гостеприимно горели.
Дверь отворилась, на пороге мне улыбались родители, давно не видевшие сына. Отец смотрел на меня с одобрением, довольный, что я заглянул, наконец, на семейный ужин.
Не могу сказать, что я очень по ним соскучился. Я приехал только потому, что понимал: возможно, я никогда больше не увижу их, растворившись в далеких краях, что таит бледный горизонт.
Они тепло приветствовали меня и завели внутрь. С порога я почувствовал тепло и уют дома, в котором я всегда желанный гость. Вкусно пахло ароматом домашних блюд. Вешая свою куртку, я заметил много вещей висящих в прихожей.
— А что, к вам сегодня кто-то ещё приехал?
— Ну конечно, ведь мы же так давно не виделись, — неожиданно из гостиной вышла моя двоюродная сестра. — Как только ты позвонил родителям, они обзвонили родственников и предложили собраться. Правда, смогли приехать не все. Ну, здравствуй, Марк! — улыбнулась она, подходя.
— Здравствуй, Кира.
Она обняла меня.
— Ой, какой ты холодный! Замерз?
Следом вышел её муж, как всегда в очень аккуратной форме офисного работника. Белый воротник рубашки выглядывал из-под серого шерстяного джемпера. Мы всегда с ним были в хороших отношениях. Со всей присущей ему серьезностью он приветственно пожал мне руку:
— Марк.
— Герман, — кивнул я.
— Действительно холодная рука, — заметил он.
Отец предложил всем нам отправиться за стол.
В светлой гостиной, потеснив простор комнаты, стоял сервированный стол, за которым шла оживленная беседа. Моложавая полная дама, моя тетя Надежда, горячо убеждала своего мужа, что предстоящая зима будет очень холодной. Дядя, сколько его помню, всегда был похож на одного персонажа из фильма, которого играл Джин Хэкмен. Он много курил, постоянно кашлял и отпускал желчные высказывания в адрес всех, кто ему когда-то хоть чем-то не угодил. Отец занял место во главе стола, а мне предложил сесть напротив. Герман возился с бутылкой белого вина, которую до этого пристально разглядывал его тесть.
Наша семья была дружной, и самым обособленным человеком в ней, пожалуй, был я. Особенно теперь. Когда мои родные казались мне чужими в сравнении с Катриной.
Потек неспешный разговор близких родственников, волей случая давно не имевших возможности вдоволь пообщаться. Сразу же тема коснулась перемен в жизни других. Мама поинтересовалась, не собираются ли Кира и Герман заводить детей. Тетя Надежда заговорила о том, что все однокурсницы Киры уже давно обзавелись детьми, хоть долго были незамужними, а некоторые из них даже страшненькими.
— Да, время летит, — заметила мама, — если бы с Мариночкой не случилось несчастья, мы, возможно, тоже скоро ждали бы внука.
Над столом повисла гнетущая тишина, когда разговор коснулся моей покойной невесты. Мама тут же осеклась. Отец вздохнул, выразительно посмотрев на неё. Герман зыркнул на меня, пытаясь, наверное, найти слова, чтобы как-то сгладить ситуацию. Тетя Надя и вовсе перекрестилась.
Я молча наблюдал за их всеобщим замешательством. Все теперь тоже молчали, не притрагиваясь к еде.
— Да всё в порядке, — уверил я. — На самом деле, с тех пор как не стало Марины, многое изменилось. Я уже не так болезненно к этому отношусь. Теперь я живу новой жизнью.
— Так! Пора разливать, — потер руки отец, приглядываясь к бокалам с вином, какие у кого пустые.
Узнав приятную новость, Кира облегченно улыбнулась:
— Мы рады за тебя, Марк!
Герман согласно покивал.
Я улыбнулся, видя, как атмосфера разряжается. Приятно, что близкие так заботятся обо мне, что пара лишних слов их так переполошила. Хотя подобное отношение к родственникам в нашей семье не редкость.
Меня принялись расспрашивать, что же отвлекло меня от печальных переживаний. И у меня перед глазами возник образ прекрасного ночного видения, ставшего явью. Катрины Вэллкат.
Я сказал первое, что пришло на ум. Что закрутился с делами. Сидевшие за столом тут же поддержали, мол, работа всегда помогает пережить трудный период жизни.
— А ещё я встретил девушку, — добавил я, постаравшись сказать это наиболее просто.
Однако от сильного удивления присутствующих это не отвело. На меня посыпались вопросы. Несдержанный восторг отца и вовсе выглядел неуважительным по отношению к памяти Марины. И всё же я поддержал разговор:
— Если честно, в первый раз мы с ней увиделись вечером после похорон Марины. Это было мимолетное мгновение, когда наши глаза встретились, — я поковырялся вилкой в тарелке. — Потом судьба нас свела вновь и, если вкратце, со временем у нас развились отношения.
— Ну как же вкратце? — быстро ввернула тетя Надежда. — Нам интересно услышать подробности.
Я отмахнулся, сказав, что подробности самые обычные.
— И как же зовут твою подругу? — спросила мама.
— Катрина.
— Какое необычное имя! — тетя развернулась ко мне.
— Она не из этих мест.
— Твоя новая девушка иностранка? — бодро поинтересовался отец.
Конечно ему по душе такая новость. Марину он считал недостаточно хорошей парой для меня, а вот иностранка — другое дело; я же сын первоклассного хирурга.
— Да, пап, она из Сербии.
Тут на меня обрушились ещё вопросы. Дотошная тетя спрашивала, какой Катрина национальности, сербской или хорватской. А я-то и вовсе не знал, что ответить. Герман интересовался, насколько серьезные у нас с Катриной отношения, спрашивал, как долго она пробудет в городе. В общем, уже к середине ужина мне пришлось сообщить, что я надолго уезжаю, вопреки моим планам рассказать об этом только перед самым уходом.
— И когда ты уезжаешь? — спросил отец.
— Скоро. В ближайшие дни.
— Что ж, остается только поздравить Марка! — исполненный серьезности, поднял бокал Герман.
— Да, мы искренне рады, что у тебя всё налаживается, — тоже подняла бокал мама, расцветая радостной улыбкой.
Перед чаем мужчины вышли на веранду покурить. Отец с дядей сели на скамейку, а Герман стал у перил, достал зажигалку с пачкой сигарет. Передал сигарету тестю, мой отец взял одну. Предложил мне, но я отказался.
— Знаю, что не куришь, но мое дело предложить из уважения, — улыбнулся Герман. Он закурил и выдохнул дым через нос, вглядываясь в темный двор, укрытый ночью, в окрестности, простирающиеся за забором. На улице было сравнительно тихо и спокойно. Где-то гудел ветер, где-то выли собаки. — Зима, — сказал Герман.
