Виктор сразу не ответил, молча глядя наемнице в спину. Застигнутый врасплох её проницательностью. Катрина повернулась к нему и внимательно посмотрела в его глаза. Сейчас здесь стояли не друзья. Она спрашивала его, как страж триумвирата — судью трибунала. И это был тест. Всякая ложь Виктора, которую он допустил бы по отношению к Катрине, была бы очевидна и оскорбительна для наемницы.
— А как ты думаешь? — наконец произнес Виктор.
— Виктор, веди себя подобающе, — предостерегла Катрина. — Ты рискуешь обидеть стража и к тому же, своего хорошего друга. Вопрос простой и вполне конкретный.
— Ну что ты, дорогая Катрина, я вовсе не желаю тебя обидеть. Даже более того, я готов скрыть от собственных дочерей то, что раскрою тебе. Между нами всегда будут тайны от остальных. Я буду хранить твои, ты — мои. В облаках, где нас скроют лунные лучи. Не желаю, чтобы между нашей дружбой стоял Зан. Он слишком строг к тебе. Я уважаю его, и то, что я скажу, не является свидетельством моего отношения к нему. Это свидетельство моего отношения к тебе. И потому я отвечу на твой вопрос.
Столь витиеватое и церемониальное вступление было характерно для судей трибунала.
— Разумеется, Мучитель Паннонский[1] не терпит, чтобы оставались свидетели. Марк Меерсон работает в журнале. То, что он знает о нас, представляет угрозу огласки по мнению Зана. И да, твой отец не желает расстраивать тебя. Он придумал, как всё устроить крайне аккуратно и безболезненно для всех. Пока ты здесь, с Марком ничего не случится.
— Так и будет, — твердо сказала Катрина.
— Да, Зан это понимает. Но, завтра вы уезжаете в Сербию, и с этого момента Зан действительно вверил жизнь фотографа в мои руки.
— И что же ты собираешься делать с вверенной тебе жизнью фотографа? — коварно поинтересовалась наемница.
В её голосе Виктор расслышал угрозу. Он не знал, как ей ответить. Он ведь и сам пока не решил, что делать в столь щекотливой ситуации. Дружба с Катриной и Заном одновременно никогда не была простой ношей. Наемницей он дорожил, а Зана боялся.
Глядя на Виктора, Катрина всё поняла без слов.
Лицо Виктора омрачила тень озабоченности.
— Я не могу разочаровать ни твое доверие, ни ожидания твоего отца, — сообщил он с оттенком извинения. — Полагаю, чтобы ситуация разрешилась в одну или другую сторону, нужны внешние обстоятельства, которых пока не имеется.
Несомненно, Виктор Ворман среди чинов лордов-маршалов не отличался особой решительностью. Случай служил ему попутным ветром. Будучи судьей Трибунала он обладал лишь красноречием и ловкостью в интригах. Одну из которых сплетал прямо сейчас, пытаясь устоять на двух расходящихся лодках.
На красивые жесты он был охоч. Не отказывал и в поддержке, когда сторону выбирать не приходилось. А оказавшись на распутье, предпочитал отдать инициативу.
— Если, положим, ситуация неким образом изменится, — заговорил Виктор непринужденно, будто теоретизируя о чем-то отвлеченном, — то рвения в исполнении просьбы Зана я не проявлю. Триумвират не выносил приговора этому Меерсону. Если по какой-то причине Марк останется жив, объяснить всё Зану будет легко. Ведь клан мой не воинственный. Мы не стражи и не искушены настолько в искусстве смерти, как вы. Вот только, что может произойти, ума не приложу.
Катрина в Викторе не ошиблась. Всецело полагаться на него она не могла, но лазейку он ей давал.
— Какие смелые предположения ты строишь, — с азартом протянула наемница. — Могу я верить, что истинные мотивы твоего намека таковы, какими ты их мне представил, когда говорил о нашей дружбе?
Лорд-маршал Ворман заглянул ей в глаза.
— Даю слово, ты можешь мне верить.
[1] Прозвище Паннонский Мучитель (по названию местности — Паннонской равнины) за особую жестокость по отношению к крестьянам и врагам Зану Вэллкату дали турки, властвовавшие на территории Сербии с 1459 года.
Глава 8. Роковой выбор
Позвольте мне хоть изредка видеть человеческие лица, слышать не только ваш голос, позвольте мне выходить, двигаться, чувствовать, что я еще живу.
Александр Дюма
«Записки врача»
Вместе Катрина и Виктор вернулись в клуб. Зан, увидев их вдвоем и помня, что оба какое-то время отсутствовали, со злостью сжал перила балкона. Прежде он не был против их дружбы. Но о чем они говорили наедине?
Пылающими в темноте желтыми глазами он проследил за Катриной и Виктором, пока они поднимались по лестнице в VIP-зону.
— Где вы были? — нетерпеливо спросил Зан, стремительно направившись навстречу своей дочери и другу. Тон его голоса был настолько резким, что прочие разговоры прервались. Подданные обоих кланов в недоумении посмотрели сначала на Зана, потом на Катрину и Виктора, гадая, не пропустили ли они чего интересного.
— А в чем дело? — спросил Виктор, не обращая внимания на резкость Зана.
— Меня интересует, где была моя дочь.
— Всё в порядке, — легко улыбнулся Виктор, — она была со мной.
— Отец, что-то случилось? — спросила Катрина.
Зан не смотрел на Катрину. Он не сводил жесткого взгляда с Виктора. Лорд-маршал Ворман подступил к Зану на шаг ближе.
— Не знаю, что ты себе подумал, но твои эмоции безосновательны, — тихо сказал Виктор и двинулся к остальным.
Зан проводил его негодующим взглядом, потом обратил глаза на Катрину. Он определенно подозревал, что Виктор проболтался о его плане убить Марка после отъезда Вэллкатов из Калининграда.
— Ты выглядишь печальной, ангел, — фраза предполагала, что Зан ждет объяснений.
— А ты выглядишь обеспокоенным. Что так встревожило великого лорда-маршала? — сыграла в ту же игру Катрина.
В VIP-зону, пошатываясь, вошла Лилия, от плохого самочувствия забывшая на диване свою сумочку. Она украдкой глянула на Зана, который будто бы и не заметил её появления. Впрочем, так оно и было. По незнанию она сочла Катрину очередной его жертвой. У Лилии до сих пор кружилась голова, и когда взяла сумочку, она была вынуждена сесть на диван, чтобы набраться сил уйти из этого чертового клуба.
Прищурившись, Зан вгляделся в Катрину, потом, сбавив тон, ответил:
— Не бери в голову. Мне кое-что показалось. Но всё в порядке, — закончил Зан и вопросительно поднял брови.
Она кивнула и направилась было к позвавшей её Митре. Но вдруг, незаметно для остальных, Зан крепко схватил Катрину за руку и резко подтащил к себе. Катрина вздрогнула. Она нахмурила от боли брови и взметнула на отца встревоженный взгляд.
— Я знаю этот твой взгляд, Катрина, — сквозь зубы проговорил Зан на ухо дочери. — Ты винишь меня. И я знаю, в чем. Ты думаешь, я несправедлив, желая смерти фотографа? — последнее слово он произнес с глубочайшим омерзением.
