— Мне больно. Мне плохо, — сорвавшимся голосом проговорила Лилия и подперла голову слабой дрожащей рукой.
Лорд-маршал помолчал, потом кивнул.
— Что ж… это закономерно.
— Ты забрал что-то, — чувствуя подбирающуюся тревогу и горечь, сказала Лилия. — Ты забрал часть меня.
— Люблю умных женщин.
В горле девушки заломило. Глаза обожгли слезы.
— Тебе всё равно? И это все, что ты можешь сказать?
— Мне тебя не жаль, Лилия, — холодно ответил Зан. Он сделал последний глоток вина, поставил бокал на стол, подошел к дивану и удобно устроился рядом с изнемогающей молодой женщиной, откинувшись на спинку дивана. — Я могу представить, что ты чувствуешь. Но мне всё равно.
Лилия горько промолчала. А потом у неё вырвалось:
— Кто ты?
Зан вновь усмехнулся. С ответом он не торопился.
— Нет смысла отвечать на этот вопрос. Он тебе не поможет.
— Пожалуйста, ответь. Не мучай меня.
Зан молчал. Он любовался надломленным болью изяществом девушки в черном кружевном платье. А когда всё же решил отозваться, он прислонился губами к её уху и прошептал:
— Ты веришь в души?
— Да, — ответила она.
От его прикосновения рана на шее откликнулась болью.
— Я тот, кто сломал твою душу.
Лилия закрыла глаза. С её ресниц на колени упали две слезинки.
— Я сделал это грехом, — поцеловав Лилию в щеку, продолжил шептать безжалостный вампир. Он наслаждался её страданиями. От этого его голос зазвучал ещё слаще. — Ты испила запретный напиток. Подобно нам, ты вкусила саму жизнь. А я зародил в тебе смерть.
Девушка вновь уткнула лицо в ладони, спрятав свое горе. Она понимала — здесь никто не откликнется на её мольбы о помощи. Ни официантки, ни чертовы твердолобые охранники, которым всё равно, что происходит за их спинами. Ни, тем более стриптизерши, которым, возможно и самим приходиться не сладко.
Лилия почувствовала себя по ту сторону отражения. За зеркалом. Где были лишь она, её печаль и Зан. И отсюда нельзя было убежать.
Как она сожалела о том, что пошла с этим охранником в чертов VIP!
Ей хотелось кричать, но на это не было сил.
— Я доверилась тебе, — проскулила девушка, чувствуя, как слезы текут по её лицу и рукам. — Ты мне понравился как никто прежде… Я захотела узнать тебя, быть причастной к твоей жизни… я слепо верила тебе как девчонка… Зачем ты это сделал?
Зан провел рукой по её плечу и с силой прижал вздрогнувшую девушку к себе. Прошептал:
— Ты сама сказала, что хотела быть причастной к моей жизни. Так вкуси от плода смерти и наслаждайся дарами его.
Она подняла голову и посмотрела в его бесстрастное белое лицо. В горящие желтым пламенем глаза не-человека, выражавшие торжество над её печалью. И удивительное безразличие.
— Зачем тебе это все? — спросила она. — Зачем делать больно?
Зан долго рассматривал её красивые восточные черты, прежде чем ответить.
— Чтобы видеть, как ломается дух, — холодно произнес он и отстранил Лилию от себя.
Его ответ губил все несмелые остатки от надежд. Она прижала руку ко рту. Непонятно что, непонятно каким образом, что-то отравляло ее. А Зан упивался этим.
— Ты чудовище, — задохнувшись собственным отчаяньем, сказала Лилия.
Взгляд Зана стал ещё холоднее. Он встал, остановился напротив жалко сжавшейся на диване девушки и посмотрел на Лилию сверху вниз.
— Во плоти, — исполненный высокомерием согласился лорд-маршал. — Радостно, что ты поняла.
Он удалился за столик, за которым сидели подданные Виктора, с интересом поглядывавшие в сторону Лилии.
Девушка осталась одна. Её надломленные болью красота и изящество были достойны человеческого сострадания. Ведь каждое её слово было криком души.
Она осторожно поднялась и шаткой походкой направилась к выходу из VIP зоны. Ей было нужно в уборную. Тошнота становилась всё сильнее. Сразу по коридору направо располагалась дамская комната. Здесь всё было устроено богато и со вкусом. На стенах выложен белый кафель с позолотой, зеркала в золотистых рамах в стиле барокко. Здесь было светло и пахло лавандой. Кабинки были пусты.
Когда дверь захлопнулась за Лилией, музыка, надрывавшая воздух в зале, почти стихла. Остался только легкий гул. Девушка закрыла входную дверь на замок и подошла к умывальнику. Руки её вцепились в отполированную гранитную столешницу.
Лилия повернула ручки крана и в умывальник полилась вода. Она подставила дрожащие ладони под теплую струю и умыла лицо. Вода смыла с её рук кровь. Глаза Лилии расширились в страхе. Она подняла голову. В отражении она увидела, что поверх помады на её губах засохла кровь.
Девушка тщательно смыла кровь с губ, чтобы ни грамма не осталось. А тошнота так и душила ее. Из зеркала смотрело её красивое, но вымученное и пугающе бледное лицо, которое Лилия с трудом узнавала. Дорогая косметика осталась невредимой. Ни слезы, ни вода не смыли тушь и тени. Прическа осталась почти прежней. Роскошные локоны лишь легли немного по-другому. Вот, всё что от неё осталось. Внутри же она чувствовала яд.
Девушка вгляделась в отражение и увидела, что кровь запачкала и её шею. Она намочила руку в воде и попыталась стереть кровь, но тут же отдернула руку, почувствовав сильную боль. Это была глубокая рваная рана, от которой по шее на плечо спускались два кровавых подтека. Лилия уставилась испуганными глазами в зеркало.
— Что же ты со мной сделал… — прошептало отражение, обращаясь в пустоту.
Внезапно в животе мучительно скрутил спазм. Тошнота с болью ударила в солнечном сплетении, заставив Лилию съежиться над умывальником и вырвать. Темно-красный поток, что она изрыгула, всплеснулся и заполнил всю раковину.
Кровь.
Снова удар, ноги подкосились, и Лилия беспомощно простонала, вновь извергнув поток чужой крови. Между тем, всякий раз, как её прокушенная шея напрягалась от спазма, рану обжигало всё сильнее. От вида того, что наполняло её желудок, Лилия пришла в ужас.
Она всё вспомнила.
Умывшись ещё несколько раз и приведя себя в порядок, девушка какое-то время застыло смотрела в сторону, потом расплакалась и упала на пол, прислонившись к кафельной стене.
Катрина захотела побыть в тишине и одиночестве. Очередная вылазка лордоков вызывала у неё безразличие. Она безучастно наблюдала веселье опьяненных людей, с равнодушием ловила мерцающие в темноте взгляды не-мертвых, присматривающих для себя смертных. Алкоголь людей не горячил её кровь, а безмерная власть вампиров над живыми не вызывала у неё упоения.
Окружающее бессмыслие напоминало ей её собственную жизнь. Давно испробованную. Чашу, давно опустевшую. А ей хотелось хоть ненадолго забыть всё и вырваться.
