В камерах явно кто-то находился.
Из темноты доносились унылые позвякивания цепей, сбивчивые истеричные вздохи и суетливые шорохи. Но все эти звуки были старательно тихими, словно затаившиеся в темноте боялись обратить на себя внимание Катрины и Виктора, пришедших в их темницу.
— La’ji vo’wooro, — (что означало: «Они боятся») сказала Катрина на языке лордоков, глядя в темноту.
В их языке преобладали глухие велярные звуки — заднеязычные согласные — и альвеолярные латеральные спиранты, похожие на пение змей. Шелестящая текучая речь периодически прерывалась ингрессивными, созданными на вдохе, гласными.
— La’ji sadia ce dinmil’roh, — («Им ничего не остается») провозгласил Виктор, посмотрев туда же. — Они притихли. Думают, мы чудовища. Ты помнишь, в средних камерах — те, что получше, — напомнил он, подходя к одной из камер с приготовленным ключом. — Выбирай.
Он открыл скрипнувшую дверь. Путь в камеру был приволен. Катрина зашла внутрь, а Виктор остался снаружи.
Пленительный людской страх впустил наемницу. Этот страх пробуждал голод так же, как волнующий запах крови или сладкий с кислинкой аромат феромонов, как и красота правильных черт их молодых лиц.
Катрина начинала ощущать, как манят её инстинкты.
Прижавшись друг к другу, у стены сидели семеро. Когда Катрина вошла, камеру наполнил истошный стон страха. Она остановила взгляд своих синих глаз на первом человеке. Худосочный мужчина лет сорока с опущенными глазами. Наемница какое-то время смотрела на него, потом медленно протянула руку и подняла коготком указательного пальца его уставшее лицо. Глаз он так и не поднял. Смотрел в сторону. Он уже ничего не боялся и ни на что не надеялся. На смену пришла горечь отчаянья и смирение, которое наемница прочитала в потухших опущенных глазах мужчины. Этот Катрине не подходил. Он пробыл здесь слишком долго.
Наемница резко оторвала свою руку от его лица и шагнула к следующему человеку. Остальные пятеро ещё сильнее прижались друг к другу. Катрина протянула руку к молодому лицу и таким же движением приподняла лицо парня когтем.
Истерика подкрадывалась к юноше всё ближе. Он едва держал себя в руках, чтобы не заорать мольбы о помиловании. Его слезы блестели в темноте. Несмело он хотел было открыть рот, но наемница его перебила:
— Ш-ш-ш, — Катрина приложила палец к губам, глядя на перепуганного юношу спокойными глазами. Она присела рядом с ним. — Тише. Успокойся. Не шуми. Пожалуйста.
Рука, которой она приподнимала лицо парня, соскользнула ниже к сердцу бедняги. Испуганное сердце колотилось быстро-быстро. Пульс отчетливо отдавался в ладони наемницы, наполняя её сладким предвкушением крови.
Виктор с интересом наблюдал за Катриной в ожидании её выбора. Узники притихли. Они уже видели прежде, как приходили члены семьи Вормана, выбирали и забирали людей.
Катрина встала и подошла к молодой светловолосой женщине, отчаянно утыкавшей свое лицо в плечо соседа. Тот был красив, широкоплеч, с длинными волосами. Он тоже был напуган, но самообладания не терял. Его выдавали глаза. Глаза всё говорили о нем. Сильный снаружи, он боялся внутри. Так глубоко, что сам не знал, насколько велик его страх.
Взгляд лордоков проникал в глубины человеческих душ, где все честны с собой, где человеческий род един в своих страхах и надеждах. Неважно, кто они. Когда наступает час истины, даже князья цепляются за любые возможности, торгуются, унижаются, теряя свое наносное величие.
И всё же этот человек был другим. Он лучше бы умер, только не потерял чувство собственного достоинства. Катрина мельком на него взглянула и поняла это сразу.
Она опустилась рядом с молодой светловолосой женщиной. Та тихо плакала.
— Как тебя зовут? — спросила наемница.
Женщина всхлипнула и, захлебываясь слезами, невнятно проговорила:
— Тамара.
— Не говори с ней, — сказал Тамаре широкоплечий длинноволосый мужчина.
Катрина остановила на нем жесткий взгляд, который неожиданно для мужчины оказалось болезненно сносить.
— Замолчи! — зашипела она.
Наемница ещё долго молча смотрела взбешенными глазами на длинноволосого узника, потом вернула внимание к Тамаре, и выражение её глаз смягчилось. Катрина прошептала успокаивающим голосом:
— Бояться не нужно. Вы не знаете, что вас пугает, потому что нечего страшиться. Вы не почувствуете того, чего боитесь.
Тамара проскулила, таращась на Катрину, схватилась за её руку и хотела что-то сказать. Но слов так и не нашлось. Что бы узники ни произнесли, их участи это не изменит. Поэтому Тамара просто держалась за холодную белую руку наемницы лордоков, столь отличающуюся от человеческой.
Не в первый раз безмолвие оказалось красноречивее любых слов.
Катрина погладила Тамару по голове, улыбнувшись ей, потом разжала пальцы женщины и медленно зашагала к широкоплечему длинноволосому храбрецу, что осмелился навлечь немилость наемницы.
Катрина поставила ногу на колено узника и оперлась на неё руками, склонившись над мужчиной. Тот скривился и вскрикнул от боли, но потом стиснул зубы и замолчал, чтобы не доставлять своей мучительнице удовольствие наслаждаться его страданиями.
— Ты разочаровал меня, — холодно сказала Катрина без какой-либо интонационной окраски. — Я люблю покорных.
Широкоплечий длинноволосый узник прищурил глаза и подался вперед:
— И что ты сделаешь? Убьешь? Это ещё не самое страшное.
— Ты не знаешь, где ты. Не знаешь, кто я. А вдруг заберу твою душу?
Тон голоса, с какими Катрина произнесла свои слова, прозвучал уверенно и спокойно, опьяняюще правдиво. Устрашающе лукаво. И он поверил. Да так что не смог больше смотреть Катрине в глаза.
— Я знаю, кто ты, — пробормотал себе под нос узник. — Здесь всякое говорят. Вдоволь наслушался. Да только не верю я в страшные сказки.
Он ей подходил, и она поняла это сразу же. Он подходил ей ровно, как и молодая женщина до него. Однако в этом смертном что-то было. Что-то, отличающее его от других. Катрина начинала понимать, чем этот узник ей приглянулся. Он напомнил ей Марка.
Она убрала ногу со вдавленного колена этого молодого мужчины и тот, вновь скривившись, вздохнул свободнее. Но поднять глаза так и не осмелился.
— Потому что боишься поверить, — сказала она, отворачиваясь.
Наемница лордоков спустилась в эту темницу с Виктором Ворманом лишь для одной цели. Лишить крови одного из узников. Подобные узилища имелись во всех домах лордоков. Но Катрина решительно не захотела пить кровь широкоплечего мужчины с длинными волосами. Воспоминания о фотографе отвлекли бы и отравили предстоящую сладость ненужной грустью.
Она почувствовала неясное смятение в глубине своего спящего сердца, поразившись чувству, которое ощутила.
