Вскоре, когда Кристина собиралась уходить, пришел слесарь. Крупный мужик. Он присвистнул, разглядывая фронт работы — покосившуюся входную дверь, едва державшиеся в дверной раме петли и вырванное из рамы гнездо для защелки. Сказал, что работы тут на полдня, а заказов у него ещё полным-полно. И всё же охотно взялся за инструменты.
— Если по-хорошему, так это нужно бы сменить вам дверь, — сказал он, вымеряя что-то в районе замка. — Но починить, конечно, можно всё.
Кристина пожелала мне не болеть. Серьезно напомнила, чтобы я обращался к ней за помощью, если вдруг что понадобится, и ушла.
Под вечер мастер до неузнаваемости преобразил дверь. Теперь она крепко держалась на трех новых петлях. К старому замку прибавились ещё два новых, а дверную раму слесарь укрепил металлическими уголками.
Приятно было закрыть дверь, не прилагая для этого никаких усилий. Замки звонко щелкнули, вселяя ощущение надежности. Впрочем, одно лишь воспоминание того, как легко лордоки вышибают тяжелые металлические двери, разрушило чувство надежности. И всё же теперь входная дверь вселяла хотя бы иллюзию безопасности.
А иллюзии это как раз то, что не дает миру сойти с ума от безысходности.
Глава 5. Темница
Прекрасному неизменно сопутствует или тьма человеческой судьбы, или блеск человеческой крови.
Иво Андрич
Холодный дождливый рассвет не удостоил Калининград солнечными лучами. Жизнь и работа в городе пронеслись сквозь очередной пасмурный день. Солнце так и не показалось. Близился закат, обещавший стать безжизненно-серым.
Гром, сотрясший небо над поместьем Вормана, потревожил сон его обитателей задолго до того, как они должны были пробудиться.
— А где же Виктор? — спросил Зан Ингу, когда зашел в салон.
Заслышав голос лорда-маршала клана стражей, подданные двух кланов прервали обсуждения бурных событий прошлого вечера.
— Он в библиотеке с Джаредом, — ответила Инга, гибко повернувшаяся в своем кресле назад, к Зану, позабыв о разговоре с тремя собеседниками и подобострастно заглядывая лорду-маршалу в глаза. Старательно скрывая небрежный тон, она прибавила: — А где Катрина? Здесь её все ждут.
— Уверен, скоро спустится, — двинувшись к выходу, бросил Зан.
Он поднялся на второй этаж и направился в библиотеку.
Возле одного из стеллажей с книгами негромко звучали мужские голоса.
Лорд-маршал Ворман и советник Зана беседовали под огромным масляным полотном, на котором Гяур яростно сражался с Хассаном[1].
— Джаред, оставь нас, — велел Зан с порога.
Советник калана Вэллкатов кивнул и двинулся к выходу.
— Продолжим нашу увлекательную беседу позже, друг мой, — произнес ему вслед Виктор.
Джаред вышел и закрыл за собой двери.
— Катрина уже спустилась? — поинтересовался Виктор.
— Нет еще. Ей нужно хорошо отдохнуть. Ты же знаешь, как это бывает после столь сложного поручения. Хотя, должен отметить, она едва с ним справилась.
— Ты слишком строг к своей дочери, — Виктор протянул приближающемуся Зану только что наполненный бокал.
Зан взял бокал:
— Не строже должного. Наемники это сталь, закаленная в самом раскаленном горниле мироздания. Так повелось от первого наемника. А уж во времена, когда смертные матери выбрасывают своих новорожденных детей в мусорные жбаны, чтобы отделаться от ответственности, понятие строгости утратило былую остроту.
— Катрина чрезвычайно способная и преданная дочь. Мы все обязаны своей безопасностью той стали, которую ты из неё выковал.
Зан прошел к окну и теперь смотрел, как Игорь катит садовую тачку, накрытую брезентом в сторону флигеля на территории поместья. Под брезентом несомненно покоились тела — из числа тех двенадцати людей, чью кровь спустили вчера для наполнения резервуара. А густой дым из трубы флигеля свидетельствовал о том, что они будут преданы огню.
Как и сотни предшествующих тел.
— Мы отбудем завтра с заходом солнца, — сообщил Зан. — В Белграде ждут дела.
— Стало быть, в следующий раз свидимся лишь на Поминальном балу?
— Видимо так.
Виктор отозвался с любезной предупредительностью:
— Тогда позволь позвать вас омыть вашу дорогу на празднестве! Я позабочусь, чтобы его устроили нам в одном из здешних мест для увеселений.
Катрина, вышедшая вскоре из гостевой спальни, встретила Виктора на лестнице, когда спускалась. Облокотившись на перила, лорд-маршал Ворман ждал её внизу.
— Как ты? Накануне у тебя был трудный день.
— Вполне сносно.
— Хочу принести извинения, если назойливые расспросы моих подданных побеспокоили тебя вчера.
— Не стоит. Всё хорошо.
Виктор повел рукой вниз, на первый этаж, предлагая Катрине продолжить спускаться, и они зашагали по лестнице.
— Полагаю, ты голодна?
— Если предлагаешь, я не откажусь.
Они сошли в холл, где шуршащие, барабанящие звуки непогоды сделались громче. Виктор и наемница завернули за лестницу и направились по узкому коридору, который на две — три ступени время от времени спускался всё ниже. Они остановились возле двери в его конце. Металлические прутья крепко оплетали тяжелую древесину. Засов и тяжелый замок надежно запирали дверь. Ещё одна такая же дверь вела в этот подвал из кухни.
Виктор снял с крюка в стене связку из четырнадцати старых ключей и отпер замок. Толкнул тяжелую дверь, и та отворилась в темноту.
Здесь можно было разглядеть лишь несколько грубых ступенек растрескавшейся каменной лестницы без перил. Тут же с промозглым воем и мерзким сырым запахом подул сквозняк.
Лорд-маршал любезным жестом пригласил Катрину войти первой и сам последовал за своей гостьей.
Дверь он оставил открытой.
Виктор и Катрина оказались в просторном подземном холле. Стены и пол выложены из камня. Отсюда в разные части дома вели узкие тоннели. А рядом с лестницей проходил просторный коридор по обе стороны с чем-то вроде тюремных камер площадью около семи квадратных метров каждая. Их было тринадцать. Девять вдоль стены, одна сзади, ещё три в глубине подвала возле узкой арки окошка под потолком, через которое сюда заливалась дождевая вода.
Толстые решетки клеток были выкованы из неровных квадратных прутьев метала. Работа была грубой, ещё времен Восточной Пруссии. Очень крепкая ковка, возможно, ничем не уступающая современным конструкциям. О такие решетки немудрено порезать руки.
Камеры между собой разделяли каменные перегородки. Место это производило весьма тягостное впечатление. Здесь стены пропитал ужас смерти. Казалось, всё хорошее и светлое, что есть в этом мире, отступало далеко отсюда.
