В ее позе что-то незримо переменилось.
— Я не говорила об этом даже Милорошу, — она быстро собрала записки со стола и аккуратно убрала в карман.
— Тогда скажи мне, — попросил я.
— Если бы ты знал, ты попытался бы остановить меня.
— Я знаю, что не смог бы. Так что и пытаться бы не стал. Прошу, скажи мне.
— Невозможно. Это неисполнимая просьба. Скрывать такое от Милороша мне сложнее, чем не говорить это тебе.
— Почему?
Она, задумавшись, посмотрела в окно.
— Милорош больше чем просто друг? — уточнил я.
— Нет, он никто мне. Он религиозный человек и внутренне достаточно силен, чтобы не испытывать ко мне интереса. Он считает себя моим хорошим другом, играет в моего духовника и голос совести. Тем не менее, я не могу сказать того же о себе. Знаешь старую балканскую поговорку: «тьма на свято место не ступит, а свет в свой час проникнет всюду»?
— Откуда мне знать балканские поговорки?
Когда Алена принесла вторую порцию черного кофе, я поинтересовался у девушки:
— До которого часа работает это заведение?
— Оно круглосуточное, только смены меняются. Это же придорожное кафе. Клиентов полно. Порой польские и прибалтийские дальнобойщики останавливаются на кружку крепкого кофейка да на поздний ужин, а иногда деревенские мужики здесь по ночам празднуют. Байкеры как будто вообще не спят, их дом — дорога, все дела. Вон гоняют бильярдные шары вчетвером против трех дальнобойщиков, а к ночи подкатят еще полдюжины. Байкеры вообще самые частые из постоянных клиентов. На вид такие грозные, а если подольше понаблюдаешь за ними, становится понятно, что они самые обычные, даже чуткие люди…
— Алена, тут заказ нужно принять! — раздалось из-за барной стойки.
— А я здесь принимаю заказ, — громко сказала Алена, развернувшись к бару, — скажи, пусть подождут! — она повернулась к нам. — Я вам не надоела?
— Нет-нет, — заверил ее я, улыбнувшись.
Безмолвно Катрина наблюдала за нами. Это вызывало одновременно чувства надежности и тревоги.
— Так вот, — продолжила официантка. — Бывает, что сюда заезжают врачи из одной клиники. Странное место, и странные люди там работают. Оно и понятно, психиатрическая лечебница сильно утомит любого.
— Могу себе представить, — понимающе покивал я.
Официантка повернулась к Катрине:
— Вам что-нибудь принести?
— Чуть позже, детка.
Алена торопливо отправилась в другой конец тускло освещенного зала.
— Разговорчивая барышня, — подметила Катрина.
— Тебя раздражает?
— Что ты! Ничуть. Ты видел меня, когда я раздражена. Заведения вроде этого были практически всегда и повсюду, какую бы страну я ни посещала. Не зависимо от эпохи, посетители и работники всегда оставались одинаковыми. Девушек вроде Алены я видела много раз прежде. Всякий раз, как я оказываюсь в таких местах, я особенно ярко вспоминаю один кабак на реке Сомеш в Румынии.
— А что там случилось?
— Там было положено начало очень значимого события в жизни молодого любителя спиртных напитков и шумных разборок с другими посетителями. Событие, которое перечеркнуло его прошлое и написало будущее, поразившее меня саму.
— Расскажи об этом.
Катрина пожала плечами и вальяжно откинулась на спинку лавочки, изящно разложив руки по спинке.
— Это было давно, всего не упомнить…
— Я же понимаю, что это просто отговорка. Расскажи.
— Скорее это будет не рассказ, а исповедь, Марк. Демоны не исповедуются.
Мне стало не по себе. Мой интерес к рассказу о событии в кабаке на реке Сомеш стремительно угас, погрузившись в темноту немых домыслов. По голосу Катрины я понял, что тогда произошло что-то плохое. С виду Катрине было ничуть не жаль того, что там случилось, но в глубине души, возможно, она хотела бы изменить то, что там произошло.
— Тебя тяготит твоя жизнь? — с сочувствием спросил я, хотя понимал, что едва ли Катрина нуждается в сочувствии.
По ее лицу, подсвеченному тускло-желтым освещением с одной стороны и ледовой синевой от окна с другой, быстро промелькнула тень замешательства, которую тут же сменило странное выражение торжества.
— На твой вопрос есть множество ответов, все они будут упираться всё в новую и весьма неоднозначную для тебя историю, и вряд ли любой из них будет полностью откровенным. А самое главное, Марк, в действительности ты не хочешь знать ответ.
Я не стал настаивать, но на самом деле мне бы очень хотелось знать ответ.
Не знаю зачем, в течение следующего часа я беззаботно рассказывал о своей жизни, словно бы помимо собственной воли. А наемница внимательно слушала, впитывая каждое слово. Мне начинало казаться, что ей не чуждо ничто человеческое. Даже больше того, что она человек, что она слышит, слушает и понимает меня как никто другой теперь. И все же Катрина была словно наблюдателем жизни, а не участником. Я видел в ее взгляде какое-то отстранение от жизни. И потому со временем мне стало неловко, хотя мне было интересно рассказывать ей о себе и любопытно смотреть и видеть, что интересно ей. Это был странный разговор.
С наступлением темноты посетителей стало гораздо больше. Я думал, что уже привык к запаху сигаретного дыма и к ругани, но количество посетителей все увеличивалось, и я спасался лишь приятным обществом невозмутимой Катрины.
— Пойдем? — предложила она.
Я достал сотовый телефон и посмотрел на часы.
— Еще достаточно времени до полуночи.
— Знаю. Мы прогуляемся.
Я придвинулся к ней над столом и настороженно тихо спросил:
— Что-то не так?
— Нет, Марк, все в порядке. Просто в этом заведении становится слишком скучно. Люблю тишину. Гром, шум и гам могут заявлять о своей силе и значимости, но лишь способная хранить царственное молчание тишина действительно достойна величаво зваться сильной. В тишине происходили все самые коварные преступления. В тишине произносились все самые трепетные признания.
Это прозвучало очень красиво и необычно.
— Хорошие слова.
— Пойдем, — она встала из-за столика, взяла с лавочки свой плащ, который за то время, пока мы были здесь, успела снять, обнажив свои изящные белые плечи. И, оставив на столе деньги санитара, направилась к выходу.
Я прикинул, что один полтинник уж точно лишний и, взяв его из кучки денег, засунул в карман джинсов и направился к выходу вслед за Катриной. Дверь за ней уже захлопнулась. Мне наперерез от бильярдного стола двинулся немолодой плотный байкер. Его длинные волосы обрамляли круглое лицо с большим носом, в брови блестела серьга. Похожий на викинга, он с важным видом подошел ко мне, позвякивая цепями на джинсах.
