— Надо же, сколько цинизма может скрываться в такой очаровательной с виду девушке, — вслух обронил я мысли, мелькнувшие у меня в голове.
— Это не цинизм, Марк. Я вижу суть вещей. Я скажу правду, — она посмотрела на меня, надеясь встретить понимание, (так странно видеть подобный взгляд Катрины обращенный ко мне). — Люди просто слабы. В этом нет их вины. Вина появляется, когда они поддаются слабостям. Непростительная вина. Ибо безволие их — страшная отрава для всего окружающего.
Возможно, она права. Во многом я с ней согласен.
Загорелся зеленый свет светофора. Мы поехали дальше, миновали светлые улицы центра города, наводненные гуляющей молодежью, и сейчас машину окружала густая темнота старых спальных районов. На этих дорогах автомобилей стало меньше.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — заметил я.
— На какой?
— Зачем тебе это число?
— Лично мне? Мне оно не нужно. Я представляю не свои интересы.
— Зачем оно нужно тем, чьи интересы ты представляешь?
— За такие знания убивают, Марк.
— Это важнее твоих интересов?
— У меня нет интересов, превалирующих над моими обязанностями.
— У тебя не может не быть заветных желаний.
— Мне ничего не нужно, — твердо произнесла брюнетка. — То, что нужно мне, пока не существует.
— Что же это?
— Марк, это всего лишь желание. Неисполнимое. И оно тебя не касается.
— Ладно, понял, — испытав небольшой укол разочарования, согласили я. — Что бы это ни было, когда-нибудь это сбудется.
С непониманием Катрина бросила на меня короткий взгляд.
— Но ты ведь даже не знаешь, что это.
— Да, но желания существуют для их исполнения, а не для мучения своих владельцев.
— Очень мило слышать такие слова. Но это слова ребенка лет девяти, верящего, что его родители никогда не умрут.
Ну конечно. Я усмехнулся и немо покивал, глядя в окно. Иной реакции я и не ожидал.
— И все же, надеюсь, ты прав, — через пару минут произнесла она с тщательно спрятанной тоской.
Мы миновали Чкаловский поворот и вскоре оказались за городом, где еще некоторое время дорогу освещали горящие фонари, а потом стало совершенно темно. Но вот глаза привыкли, и я увидел темно-серые стволы голых деревьев, поблескивающий от мороза асфальт, проносившийся сбоку под окном, и уходящий в темноту неровный ландшафт леса. Все было спокойно, словно природа знала: этот вечер принадлежит действию Катрины. Ее не первому и не последнему триумфу. Мрачному торжеству красоты и кровавой беспощадности над человеческой жизнью. Я остро ощутил тяжесть ответственности в своей причастности, пусть и невольной, к смертям людей, которых никогда не видел.
Посреди шоссе Катрина остановила машину. Изрядно напрягшись внутри, я посмотрел не нее, потом по сторонам. Пустой темный лес, пустая дорога, старый подранный дорожный щиток. Все тихо. Катрина смотрела вперед, на дорогу.
— В чем дело?
— Должно быть, это здесь, — погруженная в какие-то мысли, отозвалась Катрина.
— Но я не вижу здесь никакого дома.
Я попытался разглядеть получше левую обочину дороги и увидел, что рядом со щитом от шоссе в темноту тянется проселочная дорога.
— Впереди небольшой город, позади несколько сел, — сказала Катрина. — На щитке написано, что проселочная дорога через лес закрыта. Значит, нам нужна закрытая дорога.
— Ты уверенна?
Она ничего не ответила и вывернула руль влево. Машина тронулась. Фары осветили старый щиток, и теперь я тоже смог прочитать, что на нем написано.
— Может быть, эта дорога ведет в какое-нибудь небольшое селение? — предположил я.
— Шоссе позади несколько минут назад начало отклоняться к северу. С запада другое шоссе в нескольких километрах отсюда. Любые дороги, отходящие от него, еще могут привести в небольшие городки, а дорога, по которой мы едем сейчас… сомневаюсь, — заключила Катрина. — Похоже на описания Виктора.
По ухабистой дороге Элеанор двигалась не так быстро, как обычно. Чем дольше мы ехали, тем ближе мы были к цели.
К убийству.
Я представил, что я почувствую, если в мое тело вонзится горячий свинец.
— Марк, расслабься, — твердый женский голос вернул меня к жизни. — Твои эмоции меня сбивают.
— Я знаю, но ты взяла меня на серьезное дело. Насколько могу, я держу себя в руках, — начал было я, но тут же замолчал и замер, столкнувшись взглядом с суровыми нечеловеческими желтыми глазами Катрины.
— Не испытывай мое терпение, — недовольно блеснув глазами, она повернула голову к дороге.
Внезапно впереди загорелся яркий фонарь. Свет такой сильный, что Катрина невольно отшатнулась от него и прищурилась пуще моего. Она сбросила скорость.
— Будь внимателен, — быстро сказала Катрина. — Если что, пригнись. А лучше всего стреляй. Оружие в сумке сзади.
Я повернулся назад, открыл сумку и достал из нее пистолет. Точно не уверен какой, но ствол у него был крупный, массивный. Засунул пистолет за пояс.
— Не забудь снять с предохранителя, если это не Глок, — напомнила Катрина.
Она остановила машину. Теперь кроме света я увидел что-то еще. По дороге от ворот и маленькой сторожки возле них к нам шел человек в тулупе. В руке он держал фонарь и специально светил им прямо в нашу машину. Продолжая сверкать страшными желтыми глазами, Катрина открыла дверцу и вышла из салона.
— Оставайтесь в автомобиле! — с нажимом прокричал человек и сбавил шаг, но Катрина все равно стремительно приближалась к нему. — Эта территория — частная собственность! Возвращайтесь в автомобиль и уезжайте!
Видя, что Катрина не собирается выполнять то, что он говорит ей, этот человек достал из кармана рацию и хотел уже связаться с кем-то, как вдруг Катрина оказалась рядом с ним. На мгновение он замер от испуга. Его фонарь выхватывал из ночной темноты ее белое суровое лицо с блестящими в широкой хищной прорези между губ острыми клыками.
— Ни хрена себе… — хрипло пробормотал он, попятившись от Катрины, и спешно поднес рацию к лицу.
Катрина схватила его за руку и резко вывернула вбок. Он вскрикнул и выронил рацию. Не успела рация упасть на землю, как Катрина ногой с легкостью вбила его колено куда-то внутрь. Его нога неестественно прогнулась. Человек дико закричал и завалился вбок, но не упал. Фонарь он тоже выронил, тот разбился о мерзлую землю, и ночь схлестнулась над ними.
Катрина схватила его одуловатое искривленное от боли лицо, не дав человеку упасть и вырваться из ее когтей.
— Пожалуйста… — взмолился он, с надеждой на ее милосердие, таращась на Катрину.
— Что ты здесь охраняешь? — похрипывая от злости, спросила Катрина, хищно склонившись над ним.