Она сняла с головы одеяло, оно легло ей на плечи и приподняло кончики черных прядей волос, отрицательно махнула головой и с благодарностью подняла ко мне глаза.
У нее был измученный вид.
— Спасибо. Ты спас мою жизнь. Это благородный поступок.
Я отвел взгляд с чувством вины, вспомнив свои колебания. Я чуть не позволил ей сгореть у меня на глазах.
— Ведь ты спасла меня. И дело даже не в этом. Я не мог бросить тебя, оставить умирать.
Катрина наклонила голову и заглянула мне в лицо.
— Ты мог это сделать.
И я не нашел, что сказать, несмотря на то, что чувствовал, как необходимо мне сейчас подобрать слова для оправдания своей готовности дать Катрине умереть. Мои руки ослабли и соскользнули с одеяла, в котором я держал девушку. Я попятился к противоположной стене, почувствовав себя неловко. С минуту мы стояли молча.
Она внимательно оглядывала меня, словно разглядела во мне нового человека. Она точно знала, какие именно чувства я сейчас испытываю. И нисколько не хотела разрядить затянувшуюся паузу. Но выражение, с каким она смотрела, говорило об искренней благодарности.
Я нарушил наше молчание первый.
— Позволь мне уйти ненадолго. Мне нужно купить еды. Мой холодильник полностью пустой.
— Я неодобрительно отношусь к твоей просьбе. Они могут тебя поймать. Кто тогда спрячет меня от солнца завтра? — с иронией спросила Катрина.
— Если я умру от голода, тебя тоже некому будет прятать, — улыбнулся я. — Обещаю, буду осторожен.
Катрина нехотя приняла решение:
— Пускай так, но будь очень внимателен. Пока у тебя имелось лишь одно преимущество. Я. А в дневное время ты сам по себе. Ступай. Удача может оказаться благосклонна.
Я покачал головой.
— Никогда не верил в удачу. Наверное, у всех своя судьба. И никому она не известна. До самого последнего мгновения.
— Судьбы нет. Есть лишь право свободы выбора. И каждый платит за свой выбор. Не стоит беспокоиться, ибо отныне я хозяйка твоей участи. Однако рисковать понапрасну нельзя. Это всего лишь здравый смысл, и никакая судьба тут не при чем. Понимаешь?
— Да, — кивнул я. — Кстати, я думал, что иллюминаты это отцы основатели Соединенных Штатов. Какое отношение они имеют к тому, что сейчас происходит в Калининграде? Мне представить сложно, что у них есть какая-то охранная организация с такими головорезами как Стромнилов и Ленский. Как же так?
— Они редко прибегают к подобным методам. Поговорим об этом, когда ты вернешься. А сейчас убери этот ужасный свет, пожалуйста, — она сняла с себя одеяло и протянула его мне. — Завесь окна этим. Оно должно сдержать солнце.
В гостиной я перебросил одеяло через карниз поверх штор, оно оказалось не таким уж и длинным, как я рассчитывал, но для Катрины это было уже достаточно безопасно. То же самое сделал и в кухне. Я старался закрепить одеяла как можно лучше, чтобы вдруг они не упали и не впустили свет. Катрина осторожно выглядывала из коридора, внимательно наблюдая за моей работой. И вот через некоторое время борьбы с солнечным светом мне удалось отвоевать квартиру для мрака ради безопасности Катрины.
Надевая куртку, я вышел в коридор, ставший самым темным местом в квартире. Катрина сидела в кресле в гостиной, расслабленно откинувшись на спинку и закинув голову назад, словно мертвая. Ее глаза были прикрыты. В руке она держала пистолет.
— Марк, — позвала она.
Я зашел в комнату.
— Я в супермаркет. Ты сказала, что отпустишь меня, — напомнил я.
— Мне известно, что я сказала, — она расслабленным движением протянула мне пистолет. — Поэтому я даю тебе его. На всякий случай. Это Беретта-92, девять миллиметров парабеллум, сейчас он на предохранителе. Он прост в обращении. Снимаешь с флажка предохранителя над большим пальцем и стреляешь. Что может быть проще?
— Смотря для кого, — пожал плечами я и взял пистолет. Он оказался тяжелее, чем я думал. Довольно странно держать оружие в руках. Я оторвал взгляд от пистолета. — Не уверен, что смогу убить человека. Даже если этот человек будет хотеть убить меня. Я не убийца.
— Значит ты жертва. Мир населяют лишь убийцы и жертвы. На всех уровнях жизни. Третьего не дано. Если тебя сегодня схватят, они, может, и не убьют тебя сразу. Но и не станут более пытаться заключить сделку. Теперь ты у них на крючке, ты связан с убийствами, которые полиция спишет на криминальные разборки. Тебя будут шантажировать, пытать, выведывать то, что тебе известно, не поверив, что ты не знаешь ничего о числе начала. Но ты сдашь им меня. А когда закончат, тебя передадут полиции, на тебя повесят все убийства, возможно убьют при фиктивном задержании, чтобы не оставить свидетелей. Так что советую тебе переступить через себя и нажать на курок, если ситуация будет требовать того. Но это просто совет, — она испытывающе посмотрела на меня. — Тебе решать, твоей кровью будут обагрены руки твоих врагов или прольешь их кровь ты.
Я посмотрел на пистолет в своей руке, потом на Катрину и простодушно улыбнулся.
— В таком случае я надеюсь, они заняты сейчас чем-то более важным. И надеюсь, ты ошибаешься, и мне не придется становиться убийцей ради того, чтобы не быть жертвой.
Она промолчала, глядя на меня все с тем же испытывающим выражением. Должно быть, держит меня за наивного мальчишку. Ну и ладно. Может быть, она действительно права. Но возможно, правы мы оба.
— Будь осторожен, Марк.
Я кивнул и направился к выходу, оставив Катрину в одиночестве, окруженную лишь пустым мраком. Прежде чем выйти в подъезд, спрятал пистолет за пояс. Вышел из квартиры. Закрыл поплотнее разломанную входную дверь и уже собирался спускаться, как вдруг замер от удивления. Внизу на лестничной площадке стоял Тим.
— Друг, ты в порядке! Я уж думал с тобой что-то случилось, — он быстро поднялся ко мне.
Внезапно ярость во мне вскипела, и я тут же схватил ублюдка за грудки и швырнул на стену.
— Друг? — рявкнул я. — Друг?!! Ты об этом только сейчас вспомнил, мать твою?
Я с силой встряхнул Тима, так, что тот ударился головой о стену.
— Боже! Марк ты в своем уме? — вскрикнул Тим.
— Семь лет, Тим! ГРЕБАННЫХ СЕМЬ ЛЕТ! Я считал, что мы друзья!
— Марк успокойся!
— ЗАТКНИСЬ! — крикнул я. — Я просто поверить в это не могу! Ты сдал им меня! Ты, на хрен, сдал меня этим головорезам! СКОЛЬКО ОНИ ЗАПЛАТИЛИ?
— Да о чем ты говоришь? Я не сдавал тебя! Ты спасибо должен мне сказать! — огрызнулся Тим.
Я с размаху ударил его в лицо. Рука заболела. А Тим, вырвавшись, еле удержался на ногах. На мгновение я сам опешил от своего поступка. Прежде мне еще никогда не доводилось бить кого-то.
— Спасибо, — сказал я, встряхнув ноющей рукой. — Доволен? Или еще поблагодарить?
