Ее нигде не было. Она ушла. А он и его страшная тень приближались, и становились все ближе и ближе.
Я бросился на поиски выхода в подъезд на лестницу. Бежал долго. Выбился из сил. Иногда он пропадал из виду. Зато то справа, то слева по воздуху, где-нибудь в тумане проносилась на крыльях его ужасная тень во много раз больше меня. А иногда он снова появлялся позади и продолжал преследование своим угрожающе спокойным шагом.
Вдруг ноги заплелись, и я упал лицом в холодную мокрую траву. По лицу растеклась боль, горячая словно кровь. Я поднялся на четвереньки и осмотрелся. Моего преследователя нигде не было. Но и я уже был не на крыше.
Туман выплывал из-за невысокого холма впереди, за которым мерцал призрачный свет. Вокруг, уходя в темноту, возвышались то там, то тут памятники и статуи. Свет за холмом сверкнул, словно молния. Ближе к холму высился раскидистый вяз, под которым вырастало нечто, что привлекло мое внимание. Я поднялся на ноги и направился к дереву. Когда я подошел к вязу то увидел, что под ним возвышается надгробная плита на метр от земли. Но мне никак не разобрать, что на ней написано.
Я понял, что держу в руке розу. Алую, нежную розу, которую принес сюда, на кладбище специально для этой могилы. Только до сих пор я не могу прочесть, что написано на камне. Я занес руку над могилой, чтобы бросить розу и вот я разжимаю пальцы и вижу, как роза медленно отправляется в свое маленькое путешествие. Она летит, не торопясь, вращаясь вокруг своей оси. Ее листья на стебле, украшенном шипами, подрагивают от ветра.
И снова вспышка молнии где-то в небе за холмом, освещающая все вокруг. Голубой свет разливается по траве, дереву, исчезают тени, холодный свет освещает надгробный камень и розу. И теперь я могу прочесть, что на нем написано.
Роза не успела упасть, вспышка молнии погаснуть, а тени вернуться на свои места, как ужас, истинный неподдельный ужас, сковал меня. Написано на камне могильном было имя:
МАРК МЕЕРСОН
Я открыл глаза.
Ярко светило солнце. Всю комнату заливал невесомы прозрачный утренний свет.
Глаза тут же сощурились. Слишком светло. Наверное, часов десять утра. Мне бы следовало отправиться на работу, но я знал, что этого сегодня не сделаю. Нужно отдохнуть как следует в лучах теряющего с каждым днем свое тепло осеннего солнца.
Я потянулся, лежа на кровати, зевнул, не открывая глаз. Чувствовал, что сон еще где-то недалеко. Не торопился подняться, вдруг еще засну. Было бы неплохо.
И тут я рывком сел в кровати, вспомнив все произошедшее вчера вечером. Эти воспоминания нахлынули на меня тяжелой волной.
«Не может быть!» — пронеслось в голове.
Однако все что я помню, случилось в действительности. Свидетельством тому служила боль множественных ушибов, растяжений и синяков, лишь усилившаяся после сна. Но этого оказалось слишком мало, чтобы поверить во всю ту чудовищную дикость, что происходила вчера. Для подтверждения своих воспоминаний я обвел комнату взглядом. Все лежало так, как я помню, сумка с вещами у кровати, одежда сушится на батарее, пленок от фотокамеры нет. Все так. Все было. И это не сон.
— Твою мать…
Рывком соскочил на пол, надел смятую высохшую рубашку и принялся ходить по комнате взад и вперед в изножье кровати. Потом остановился перед окном, щурясь от солнечного света и потирая рукой ноющую шею. Меня заставило остановиться воспоминание о ночном визите Катрины в мою спальню. Я уставился в подоконник ничего не видящим взглядом. Она меня так и не укусила. Она приходила не за этим.
Сегодня Катрина сдержала данное мне слово.
И это очень важно.
То, что таилось в тени за закрытой дверью, ведущей из спальни, уже не казалось мне настолько пугающим. Я направился в гостиную. Оттуда в коридор падал такой же, как и в спальне, яркий солнечный свет. Часть комнаты уже виднелась, и Катрины там не было. Приближаясь, я смутно почувствовал, что что-то не так. С тревогой в душе, еще не успев ничего осмыслить, я зашел в гостиную, стены которой озарялись, охваченные солнцем.
Из тающей треугольной тени, падающей от шкафа, донесся умоляющий душераздирающий стон:
— Марк!
Катрина забилась в угол на полу и беспомощно закрывалась руками от света. Ее тело пробивала мелкая дрожь. Она дышала так, словно задыхалась. Золотящийся поток света разливался по всему полу, заползал на стену, отрезая ей путь в тень коридора и почти касаясь ее удивительно белых ног.
Я растерялся. Мне вдруг стало страшно за Катрину, но что-то останавливало меня помочь ей.
— Прошу, спаси! Спрячь меня от света! Пожалуйста! — ее пронзительный голос дрожал, и в нем было столько заражающего страха, что мое сердце сжалось в парализующей смятении.
Она умоляюще посмотрела на меня через плечо, стискиваясь и прижимаясь все плотнее к стене. На мгновение я заколебался, не зная, стоит ли помогать ей или потом это обернется против меня. В таком случае, я должен позволить ей умереть. Невольно я отступил на шаг назад. Густо заполняющий пространство свет подступал все ближе, а Катрина отворачивалась от него, протягивая вверх по стене пронизанную дрожью руку, словно пыталась спастись, забравшись по стене к потолку.
Точно раскаленный поток лавы свет заполз на ее ногу, и когда она вновь взглянула на меня, ее красивые синие глаза померкли от обреченности. То, что произошло следом, повергло меня в ужас. Ткань брюк на колене Катрины начала тлеть, испуская нити дыма, прожигаясь и оголяя начавшую быстро сгорать кожу. Ожог мгновенно расползся вверх по ноге, отчего Катрина истошно закричала.
Смерть, приближающаяся в свете была все ближе к заживо сгорающей Катрине. Увиденное заставило меня ужаснуться и устыдиться своих жестоких колебаний. Я не мог стоять и смотреть, как она умирает.
Я бросился к шторам, закрыл одну, потом другую. В комнате воцарилась красноватая тень, но шторы были недостаточно плотными, чтобы спрятать помещение от солнечного света, пробивавшегося сквозь них.
Катрина перестала кричать, но продолжала сжиматься в комочек.
— Этого недостаточно.
— Сейчас приду!
Забежал в спальню и быстро окинул комнату взглядом, ища, что может укрыть девушку от света и спасти от гибели. Это должна быть какая-нибудь плотная ткань.
Стащил с кровати одеяло и, набегу разворачивая его, поспешил обратно в гостиную. На месте опустился рядом на колени и накрыл Катрину, дрожащий клубочек, с надеждой смотрящую на меня. Плотно запахнул одеяло у нее на плечах, а на ее голове сложил как глубокий капюшон. Крепко обхватил девушку, защищая от света, и мягко попросил:
— Вставай. Все хорошо, — мы вместе выпрямились. Сквозь плотную материю я чувствовал, как Катрину пробивает дрожь. — Пойдем. В коридоре темно. Не бойся, — успокаивал ее я. Осторожно вывел в коридор и поставил у стены, по-прежнему крепко обнимая. — Ну вот, здесь темнее всего. Все хорошо. Все позади. Ты сильно обожжена?
