Но что это? Ее лицо или рука? Меня захватил интерес, но я не смел открыть глаз.
Пальчиком она убрала с моего лица прядь моих волос. Такое приятное и одновременно ужасающе прикосновение. Легкое и прохладное, словное прикосновение мертвеца. Кожа на спине покрылась мурашками.
Наверное, Катрина сидела на полу у кровати и сейчас сложила руки на постели и положила на них голову, чтобы рассмотреть мое лицо. Я мог об этом лишь догадываться по натяжению простыни. А жаль. Потому что мне бы хотелось увидеть ее лицо совсем рядом со своим. Особенно, если она собирается меня убить. Но надеюсь, она не солгала. Страх и надежда лишь на нее одну переплелись. Катрина сделала меня своим пленником, но без нее я бы не протянул так долго. Боже помоги!
Прохлада, веющая от Катрины, окутывала меня все с большей силой. Окутывала меня целиком. Прежде я еще не чувствовал ничего подобного. Температура в помещении ощутимо падала, словно оно наполнилось призраками. Мое смирение пошатнулось, и я всерьез подумал, а вдруг и правда она пришла меня убить. И все же присутствие Катрины не вселяло паники. Наоборот. Я чувствовал спокойствие забвения, туманной дымкой забирающее меня под ее черное крыло.
Неожиданно, сквозь холодное марево забвения я услышал ее тихий мягкий шепот:
— Бедный мальчик. Думаешь, что совсем одинок в своих бедах…
Ее голос прозвучал скорбно, словно одинокая мелодия виолончели в зимнем лесу. Сначала я даже не поверил что это Катрина. Столько сочувствия и боли делали ее голос незнакомым, новым, проникновенным.
Все разом стало сложнее.
Поверить, что у чудовищ, о которых рассказывает фольклор, может быть столько эмоций на устах, было невозможно. Мне захотелось открыть глаза и увидеть выражение лица, с каким она произнесла только что погасшие слова. Но я не стал этого делать. Теперь мне стало неудобно за то, что я слышал нечто, предназначавшееся скорее самой Катрине, чем мне. Воздух вновь наполнился ее голосом, еще более тихим и грустным шепотом:
— Если бы ты знал, что есть истинное одиночество…
Она замолчала, поднялась на ноги и беззвучно вышла. А вместе с ней и загадочная прохлада, и едва уловимый аромат ее духов, и на мгновение мне показалось, что с ее уходом я действительно стал одинок.
Глава 12. Сколько стоит дружба
Из вещества такого ж, как и сон, мы созданы, и жизнь на сон похожа, и наша жизнь лишь сном окружена.
Уильям Шекспир
«Буря»
Теперь сон окончательно меня покинул.
Упершись взглядом в окно, я лежал и думал о произошедшем и Катрине.
В черном небе за окном изредка сверкала молния — уже не над городом, непогода проходила. В комнате стоял редкий звук капельной дроби о стекло и подоконник, и, несмотря на поток шумных мыслей, через некоторое время я вновь почувствовал приближение сна. В памяти вновь и вновь прокручивалось одно и то же ощущение. Чувство холода, которое овладело мной, когда рядом сидела Катрина. Я вспоминал это совершенно непроизвольно. И так постепенно перед глазами замерцали разные бессмысленные картинки.
— Марк…
Шепот шел откуда-то издалека. Эхом отдающийся по всему подъезду женский шепот. Марина. Она звала меня куда-то.
— Марк…
Вокруг обступили стены пустого обветшавшего подъезда жилого дома, и шепот шел откуда-то с верхних этажей. Я побежал вверх по лестнице. Мне предстояло преодолеть множество ступеней. Казалось, этот дом бесконечно высок, но внезапно я наткнулся на дверь, ведущую наружу. Когда я приблизился к двери, я снова услышал шепот, Марина продолжала меня звать. Теперь ее голос звучал громче и отчетливее. Но когда открыл дверь, Марины за ней не оказалось. Я вышел на огромную окутанную ночным туманом крышу высоченного дома, который больше походил на скалу, где со всех сторон низвергался обрыв.
— Марк. Я здесь. Я пришла, — призрачно лился по воздуху ее голос, звучащий словно отовсюду. — Марк, милый…
Я выискивал, смотрел по сторонам, метался по огромной крыше в надежде, что мне удастся отыскать Марину. Но тщетно.
Лишь потерял ориентиры в этом тумане и заблудился. Куда бы я ни пошел, повсюду вскоре начинался крутой обрыв. Пропасть, дна которой не видно из-за густо клубящегося серебристого тумана. Сквозь него пробивался лишь неуловимый иллюзорный свет, льющийся снизу.
Вдруг нежные женские ладошки закрыли мне глаза. Сердце забилось с бешеной силой, казалось, оно рвется наружу, а я стою, боясь повернуться к Марине. Она прижалась к моей спине, я слышу ее дыхание на своей шее, ее ладошки на своем лице, и мне достаточно даже этого, лишь бы это мгновение длилось вечно. По телу разлились свет и тепло, идущие от Марины, и моя душа успокоилась в ее присутствии. Все хорошо. И теперь так будет всегда.
Я чувствую, что Марина улыбается, и на душе становится еще светлее. Я тоже улыбаюсь.
— Я так скучаю, Марина. — тихо говорю я в туманный ночной воздух. — Мне без тебя так плохо.
А она крепче меня обнимает, и я чувствую, что она продолжает улыбаться, но и она печалится из-за нашей разлуки.
— Знаю, — тихо шепчет она мне на ухо. — Знаю, дорогой. Знаю. Но так распорядился Свет. Не горюй обо мне, не беспокойся, все будет хорошо. Меня теперь никто не обидит, никто не сможет, да и некому. Но сейчас не это главное. Марк, милый, мне столько нужно тебе сказать…
Последние слова прозвучали с долей тревоги. Я повернулся к ней, отбросив страхи, что не увижу ее, если обернусь. И она стояла передо мной, смотрела с таким теплом, так мягко. Она еще красивее прежнего. Посреди темноты, словно в теплом луче невидимого летнего света стоит моя Марина. Она мягко улыбается мне, а взгляд становится серьезным, взволнованным.
— Марк, послушай, это очень важно, — ее глаза меняют выражение, становясь умоляющими, слегка скорбными. — Прошу, милый, прошу, беги. Беги, как только она попросит. Беги без оглядки. Несись что есть мочи! Прошу.
— Марина, о чем ты говоришь? Куда бежать? Кто меня об этом попросит?
— Просто запомни, милый. Запомни это. Она жертва своих тяготений, — Марина с грустью посмотрела мне в глаза. — Это все из-за него.
Мимо нас пронесся поток холодного зловонного ветра, который чуть не сбил меня с ног. В ветре прозвучали неясные слова. Чей-то грозный свирепый голос. Я повернулся туда, куда унесся ветер, и увидел сквозь серебристые клубы тумана приближающуюся вдалеке темную фигуру. Он шел словно с того конца пропасти, казалось, он идет по воздуху, и бездна для него не преграда. Его тень пролегала через всю крышу и заканчивалась у моих ног. И ничто, даже густой туман, не могло поглотить его тень, настолько она была черна. Тень имела большие костлявые крылья, сложенные за спиной, а уши на тени были острыми, торчащими кверху, словно рога.
— Бежим! — повернулся я к Марине, но не увидел ее рядом.
