— В основном фотографирую. Отбираю на первичном этапе наиболее удачные кадры. Обсуждаю с журналистами подходящие для их материала снимки.
— Кто назначает темы для ваших фотографий?
— Редактор, главный редактор и журналисты.
— Правильно я понимаю, вы работаете одновременно с журналистами, выезжаете с ними, они вам говорят, что нужно снять?
— Иногда я выезжаю отдельно. Это производственный процесс, зависит от обстоятельств.
— Как давно вы знаете Павла Вольского?
— Примерно три года.
— Часто ли вы работали с ним?
— Да.
— За время совместной работы Вольский стал вашим другом?
— Скорее оставался хорошим знакомым.
— Вы работали с ним над его последней статьей? — задал вопрос Ленский и замер, наблюдая за моей реакцией.
— Нет. Он только вскользь упоминал о ней.
Стромнилов и Ленский переглянулись. Это был первый раз, когда Стромнилов оторвался от окна.
— Вы не были задействованы в работе над статьей? — внимательно вглядевшись в мое лицо, переспросил Ленский и затем вновь обменялся взглядом со Стромниловым.
— Как я уже и сказал. Не был.
— Что вам о ней известно?
— Да ничего не известно.
— Она ведь посвящена научному открытию?
— Что-то в этом роде, — согласился я.
— А конкретнее?
— Ничего конкретнее мне об этом не известно.
Похоже, этот ответ не очень их устраивал. Ленский озадачено помолчал. Стромнилов смотрел через комнату на меня.
— Вы считаете, произошедшее с Павлом как-то связано с профессиональной деятельностью? — спросил я.
Ленский кивнул, давая понять, что услышал мой вопрос, но вместо ответа продолжил задавать свои:
— К этому мы вернемся позже. Кто еще знал, что Вольский работает над статьей?
— Без понятия.
— Он просил вас держать втайне от коллег и знакомых его работу над последней статьей?
— Нет. Да он говорил о ней меньше, чем о других своих статьях.
— Вам это не показалось странным?
— Нисколько, потому что обычно мы говорили о статьях в рамках производственного процесса, как фотограф и журналист. В этот раз Вольский писал без меня. Ему не нужен был фотограф.
— Неужели? — воскликнул Ленский.
— Здесь нет ничего удивительного. Не все статьи в нашем журнале сопровождаются фотоматериалами.
— Как вы думаете, он доверял вам свои тайны, посвящал в дела, о которых знал только узкий круг людей?
— Мне кажется, у него и тайн-то не было.
— От вас?
— Нет, вообще. Он был очень простым человеком, которому вряд ли было что скрывать от людей.
— Скажите, Вольский не собирался увольняться, уезжать? Понимаете, как-нибудь менять свою жизнь?
— Постойте, зачем ему это? — удивился я.
Ленский постарался напустить безразличный вид.
— Мы просто отрабатываем версии. Может быть, у него переменилось настроение в последнее время?
— Именно в последнее время мы виделись реже.
— И тем не менее, господин Меерсон.
— Насколько мне известно, никаких перемен с ним не происходило.
— Вольский передавал вам на хранение какие-нибудь вещи?
— Разумеется нет.
В разговоре возникла пауза. Полицейские сопоставляли в уме мои ответы с сформировавшимся у них виденьем событий. И что-то явно не складывалось.
— Вы недавно пришли? На вас мокрая одежда, — заметил Ленский. — Мы видели вас возле Опеля на улице. Вы, кажется, грузили туда компьютер. Водитель машины ваш друг?
— Да, но какое отношение это имеет к смерти Вольского? — быстро среагировал я. — Давайте поговорим по делу и закончим с этим.
— Куда ваш друг повез компьютер?
— Это-то здесь причем? — устало спросил я.
— Вы правы, — задумчиво произнес Ленский, — это совершенно не важно.
Стромнилов тихо усмехнулся.
— А кто эта девушка? — неожиданно спросил Стромнилов, заглянув в фотоальбом.
Ленский посмотрел на меня, словно задавая этот же вопрос.
— Это моя невеста. Она умерла. Вчера состоялись ее похороны. Мы находимся в ее квартире, — сухо ответил я, чувствуя, как их вопросы подбираются к моей ране.
— Правда? А что тогда вы здесь делаете?
— Собираю свои вещи. Мы жили вместе.
Они помолчали некоторое время, не спеша приступать к дальнейшим расспросам, словно наслаждаясь напряжением, начавшим нарастать во время тишины. В их присутствии в этой комнате, в этой квартире таилось нечто странное, чего я не мог до конца осознать, но все же ощущал.
— Вернемся к Вольскому, — предложил Стромнилов в тот момент, когда я собрался закончить разговор и попросить их уйти.
Ленский бросил на него короткий взгляд и повернулся ко мне:
— Господин Меерсон, вы слышали когда-нибудь от Вольского имя Вайнер?
— Только однажды. В тот раз, когда Павел упоминал о своей статье. И сегодня, когда я заезжал в квартиру Вольского по поручению редакции, я видел там копию доклада профессора Вайнера.
Похоже, Ленский прекрасно понимал, о чем речь. Он жестом остановил меня:
— Давайте уточним, вы впервые услышали имя Вайнера от Вольского?
— Ну да, как я и сказал.
— А вас не смущает, что доктор Вайнер недавно стал достаточно заметной фигурой в научном мире в связи с рядом своих заявлений?
— Я не очень интересуюсь наукой.
— Я введу вас в курс дела. Вайнер оказался не очень общительной персоной к большому разочарованию прессы, что лишь способствовало развитию интриги вокруг его научных работ. И по этой же причине ваш коллега Павел Вольский решил написать статью об открытии Вайнера. Более того, ему удалось лично общаться с профессором, расположить ученого к себе и получить доступ к некоторым бумагам Вайнера. Не просто доступ, ваш коллега оставил их у себя дома. И здесь мы с вами возвращаемся к докладу, который вы очень кстати упомянули. Итак, — медленно произнес Ленский. — И где же этот доклад теперь?
— Только не говорите, что не брали его, — добавил Стромнилов.
— Не брал, — и тут я вспомнил, что взял его и отдал Кристине. Я не хотел впутывать ее, поэтому не признался, что наскоро ответил неправильно. Моя заминка не осталась незамеченной.
— Видите ли, мы только что вернулись с повторного осмотра места преступления. В квартире Вольского доклада профессора Вайнера нет. Однако вчера он там был, — сообщил Стромнилов.
