Сказав это, он жестом отпустил Гука. Тот с облегчением вышел.
За ужином Франсуа уточнил с архитектором детали и решил, что работы должны быть закончены к лету, ко времени рождения его сына. Он поцеловал жену в лоб, прежде чем объявить, что нужно устроить праздник по такому случаю. Очень уж давно не видел Воллор ни турниров, ни трубадуров. Антуанетта радостно захлопала в ладоши, словно девочка. Она казалась счастливой. А Франсуа, похоже, забыл о случившемся, едва не стоившем ему жизни, и об утрате своих записей. Что-то изменилось в нем, но что, этого Гук не мог понять.
Когда утром Франсуа, Антуанетта и их эскорт отправились в Монгерль, Гук с непонятным страхом смотрел, как они отдалялись. Перед отъездом Франсуа вручил ему ключ от башни.
— Верни его мне, как только избавишься от трупов. Я не хочу, чтобы жена что-то заподозрила.
Помолчав, он добавил, пристально глядя на него:
— Я доверяю тебе, Гук. Теперь тебе известны некоторые мои секреты. Не вздумай лезть в другие.
— Надо быть безумцем, чтобы предать вас, мессир.
Франсуа тогда ничего не ответил. Антуанетте, встревоженной тем, что прево остается в Воллоре, он спокойно объяснил, что тому поручено утрясти кое-какие дела, после чего он присоединится к ним.
Гук постарался оправдать его доверие. Отравление каменщиков он превратил в несчастный случай во время работы и передал останки их семьям, добавив к денежному пособию, оставленному Франсуа, существенную часть из своего жалования. Остальное он отдал Бертрандо, которого попросил подтвердить свою версию: слова бригадира кровельщиков были весомее. А вообще-то Бертрандо был обязан Гуку жизнью. Ведь прево умолчал о его участии в спасении хозяина. А вид двух несчастных убедил его в правильности поступка прево.
Управившись до вечера, Гук на закате уже въезжал в крепость. В прохладном воздухе дыхание превращалось в пар. Зима вот-вот придет на земли Оверни. Будет ли она мучительной?
Вернувшись из трактира, Филиппус Бомбастус не мог не поздравить Мишеля де Ностр-Дам с удачным предсказанием, но тот выслушал его рассказ с непритворным удивлением. Он ни о чем не помнил, уверяя, что крепко и долго спал и проснулся разбитый незадолго до прихода своего нового друга.
— Такое со мной часто бывает, — сказал он в заключение. — Иногда, когда я засыпаю, у меня появляется ощущение силы, могущей изменить мир, а при пробуждении я чувствую себя глупее, чем накануне. Я даже подумываю, не нанять ли умелого лакея, который записывал бы то, что я говорю, засыпая. Да вот только, друг мой, нет у меня для этого средств, а если бы и были, где найдешь грамотного слугу?
— И все же твои видения не исчезают все разом с наступлением утра!
— Увы, нет… Видишь ли, Парацельс, те, что остаются, предсказывают несчастья. Теряются только те, которые могли бы сделать меня и близких богатыми и уважаемыми людьми. Но я рад, что ты смог воспользоваться моим воображением и заработать.
— Я пошел туда из любопытства. А снова вернусь из уважения к выбранной мною профессии.
Потом до глубокой ночи они говорили о другом: о звездах и их роли в равновесии Вселенной; Филиппус обогатил знания Мишеля рассказом о Египте, где культ бога солнца во многом схож с астрологией. Они долго не отрывали глаз от звезд, так и уснули один подле другого.
На следующий день Филиппус навестил свою молодую пациентку. Он нашел ее в хорошем расположении духа и был этим очень доволен. Она помнила лишь о том, что откуда ни возьмись появились разбойники, она спаслась, а Оливье был сражен стрелой. Нашел ее этот славный Пандаль. Вместе с простоватым Бержоном, случайно оказавшимся неподалеку, он принес ее в дом отца.
Филиппус еще раз мысленно поблагодарил египетских знахарок за полученные знания, и особенно за «зелье забвения», позволяющее стереть из памяти события, произошедшие за двенадцать часов до его приема. И никто теперь не узнает, что девушку лишили невинности, а она сможет спокойно выйти замуж и жить в мире и согласии. Именно этого желал ее отец, горячо пожимая протянутую руку Филиппуса. Трактирщик с загадочным видом пожелал на прощание преподнести ему сюрприз, и Филиппус позволил увести себя к отдельной комнате.
— Развлекайтесь, мессир! — игриво присел в реверансе трактирщик, открывая дверь.
Парацельс увидел ту самую брюнетку, которая накануне возбуждала жажду солдата. Он не успел отказаться от такого подарка, потому что добрый малый, сально рассмеявшись, подтолкнул его в комнату и захлопнул дверь.
Проститутка доброжелательно улыбалась ему, и Филиппус почувствовал, как напряглось его тело. Он любил мимолетные объятия развеселых девиц, но за неимением денег был лишен их вот уже несколько недель. Он подумал, как же хитер трактирщик, который подсунул ему эту девку, чтобы вернуть свои денежки. «Ну и что, — тут же сказал он себе, — все равно я истрачу их на радости жизни».
— Идите ко мне, мессир, смелее… Я очень хочу вас… — томно подбодрила его она, освобождаясь от лифа.
— И во что мне это обойдется? — поинтересовался Филиппус, надеявшийся, несмотря ни на что, спасти хоть толику своих денег.
— Сегодня бесплатно, — откровенно ответила она.
— С чего бы это? — удивился Филиппус, не привыкший к подобным подачкам.
— А вы полагаете, я продаю себя из христианского милосердия?
Она похотливо засмеялась, и Филиппус машинально приблизился к кровати.
— У обесчещенной девушки судьба одна — продолжать ею быть! Хотела бы я, чтобы кто-то сделал для меня то, что вы сделали для дочки хозяина. Но сейчас все бесплатно, мессир… — тихо проговорила она, покачивая в ладони пышную грудь. — Любите меня, как любят порядочную женщину! Хоть на несколько часов я хочу забыть, что я — ничто…
Взволнованный этим признанием Филиппус, не найдя слов, ласково коснулся ее щеки. «А она, должно быть, когда-то была красива», — подумал он. Трудно сказать, сколько ей лет, но лучики тоненьких морщинок уже окружали ее чрезмерно подкрашенные глаза. Он обнял ее и поцеловал с нежностью, о наличии которой в себе и не подозревал. Долго он ласкал ее, целомудренно раздевая, прежде чем раздеться самому.
И только после этого он сладострастно любил ее так, как ни одну другую. Он любил ее во имя всех женщин, которых погубили варварство и похоть солдафонов.
Филиппус прожил в Сен-Реми-де-Прованс две недели. Ему нужно было убедиться в полном выздоровлении Мишеля. Они много говорили о самом разном и очень сблизились, найдя немало общего в своих взглядах на окружающий мир. Филиппус научился работать с астролябией и даже позволил себе сделать существенные замечания о движении звезд и влиянии планет на жизнь Земли. Иногда Мишель говорил загадками, взгляд его при этом блуждал, и по наитию Филиппус торопливо записывал его слова. Несколько раз видения его были бессвязными, даже смешными, особенно когда он описывал гигантский белый гриб, возвышающийся над желтыми землями и сеющий смерть и ужас на всей планете. В другой раз он видел, как бродячая собака утащила связку колбас из мясной лавки, а мясник, потрясая ножом, с воплем преследовал ее, причем зацепил на бегу веревку с развешанным прачкой бельем.
