Подошли драгуны, отвели в сторону лошадей. Озабоченный Фурис в сопровождении Агаса проследовал внутрь до сих пор закопченного «донжона». Зимние ливни его так и не отмыли, летние тем более не справятся. Захотелось выпить, и маршал быстро хлебнул из наполненной заботливым Микисом фляги, однако ощущение скорого конца чего-то важного и при этом скверного не отпускало. Так было, когда они, продав Хаммаила Баате, уходили из Кагеты, так будет, когда Паона и Филандр поймут, что Карло Капрас намерен защищать три свалившиеся на его голову провинции, причем защищать не только и не столько от бакранских налетчиков и сбесившихся мародеров. Фурис с епископом упорно советуют дождаться Весенних Ветров и проснувшейся большой войны, пожалуй, они правы. Пусть паонские бесноватые схватятся с морисками, пусть Филандр убирается к своему Четырежды Божественному – север не место для ереси и убийств из-за угла. Месяца три маршал Капрас с благословения епископа как-нибудь пролицемерит, надо только держаться подальше от легата. Затеять учения на кагетской границе? Дескать, надо напоследок пугнуть казара? Такой довод Филандр понять должен, но писать нужно прямо сегодня…
Про осужденных рассочинявшийся командующий вспомнил, лишь когда их привели. Бывший теньент, бывший носитель Первой молнии, бывший человек и не случившийся «прибожественный» шел сам, остальных волокли. Пасти у всех были заткнуты, небритые рожи украшали кровоподтеки, хотя глядели мерзавцы осмысленно, вот и прекрасно, пусть знают, куда их и за что!
За спиной молчали, но Капрас словно видел своих сподвижников, замыкающих первый из выпавших на их долю чудовищных кругов. И неважно, что в Белой усадьбе собрались не все: ненависть и долг успели стать общими, как и Сладостная Кипара со Златоструйной Мирикией.
– Господин командующий Славным Северорожденным корпусом, – испытывать человеческие чувства Фурис мог, однако говорить по-людски так и не выучился, – имеете ли вы сказать нечто сим возмутительным преступникам, прежде чем они будут преданы должной экзекуции во славу Создателя и империи?
– Нет, – отрезал Капрас и сам удивился, поскольку после драки за Агаповым ручьем только тем и занимался, что сочинял будущую речь. – Жить такое не должно, а души не по моей части. Исполняйте.
– В таком случае прошу разрешения огласить выдержки из приговора и напомнить осужденным о судах Первом и Последнем.
– Разрешаю, – буркнул Карло, уставясь на изрядно порыжевшую за зиму железяку. Запершихся в каменном амбаре разбойников проще всего было именно поджарить, так поступили бы любые вояки, особенно наглядевшись на то, что здесь творилось. Стали бы парни Василиса, окажись они на месте людей сервиллионика, слушать полоумную тетку, которая наверняка кричала нечто невразумительное? Вряд ли, разве что не убили бы, а прогнали или где-нибудь заперли. Спасти тех, кто прятался в тайнике, могло разве что чудо, да и кто его знает, каким был этот вдовец-лошадник… Да каким бы он ни был, его дочки и сестра Пагоса уж точно никому не сделали зла!
– Господин маршал, возмутительный Анастас дает понять, что имеет нечто сказать.
– Вот пусть и скажет – Леворукому и его тварям.
Может, пленник и впрямь знал что-то стоящее. По уму следовало разобраться и, если потребуется, отложить казнь, пообещав не вешать, а, выяснив всё, что нужно, довести дело до конца. Нет, не повесить, зачем врать, а сжечь или утопить. Несколько часов или даже дней ничего не решали – в Закате времени нет, но Карло послал здравый смысл к Змею.
Как подняли – рывком, за шиворот – внезапно бухнувшуюся на колени «рыбину», как поволокли в черную, оскалившуюся дровяными зубами пасть амбара, командующий смотрел, не отворачиваясь, и вместе с ним смотрели Фурис, Василис и двое клириков. Агас прошел за осужденными, шествие замыкала пара драгун.
На забывшей о метлах площадке царила тишина, все звуки вылетали из оголодавшего «донжона». С заткнутыми ртами не поорешь, но мычанье было слышно отчетливо, потом раздалось какое-то шерудение и стуки. Появился Агас, принял у капрала уже полыхающий факел, вновь исчез, зато вышли драгуны; несколько минут тишины – и из проема потянуло дымом, сперва несильно, потом едкая горечь стала есть глаза. Пьетро сбросил плащ на руки отца Ипполита, поправил охотничью перевязь и шагнул за порог. Окликнуть его Капрас не успел, однако послушник почти сразу вернулся, толкая перед собой хохочущего Агаса с черной от копоти щекой.
Зрелище было не из приятных, и маршал поднял глаза: над словно обрубленной каменной башней к небу тянулся роскошный дымный султан. Точная копия того, что измарал торжественную синь прошлым летом.
– Капитан Левентис дурно себя почувствовал, – не докладывать бывший писарь не мог, – и не в состоянии довести порученное ему дело до конца. Я полагаю, пора должным образом перекрыть вход, дабы исключить самую возможность нежелательных последствий, после чего, оставив необходимое количество людей, отбыть на главную квартиру.
– Я уже говорил, – поежился Карло. – Я остаюсь до утра, вы можете отбыть.
С чего ему втемяшилось, что Лидас… завернет на огонек и поймет, что отомщен, Карло не представлял, просто решил дождаться полуночи и дождался – в обществе думавших, кажется, о том же отца Ипполита и Пьетро.
Ночь, словно подыгрывая, залила Белую усадьбу туманным молоком, зябкая сырость так и норовила залезть под плащ, в лицо бил жар еще не остывшего пожарища, но они дождались. Матушку Тагари. Худенький суетливый призрак возник возле свежего завала, он ничего не помнил и ничего не понимал. Даже того, что пытается освободить собственных убийц. Лидас не пришел.
– Хватит, – чтобы занять руки, маршал принялся расправлять воротник. – Ночь не из теплых, а дом управляющего Фурис привел в порядок.
– Вам в самом деле надо отдохнуть, – согласился отец Ипполит. – Земные судьи прервали цепь злодейств еретика и предателя и более над ним не властны. Я не верю, что этот изверг пройдет тропой праведных, вас же ждут иные заботы.
– Срок госпожи Гирени близится, – с улыбкой объяснил Пьетро. – Она настаивает, чтобы знаменательное событие произошло в вашем присутствии. Врач готов ждать еще некоторое время, но откладывать дольше чем на две недели неразумно.
– Выедем утром. Надеюсь, сейчас нет поста? – А хоть бы и был, их с Гирени ребенок родится в законном браке! Откажется здешний епископ, погоним Агаса к гидеонитам. – Если будет сын, я назову его Лидас.
3
Свеча загорелась сразу, и свет ее заиграл на замерзшем стекле, казалось, в нем тоже цветут иммортели. Мэллит поправила истинный букет и забралась на кровать, любуясь сотканными из холода и огня цветами. Она немного устала, но это была хорошая усталость. Завтра вечером именуемый Хайнрихом получит достойную пищу, а сытый и довольный склонен внимать накормившим его. Регент добьется того, чего хочет, а хочет он, чтобы в Талиге слабые могли не опасаться за свои жизни и свои дома.
Ради этого погиб названный Куртом, были готовы умереть Герард и генерал фок Дахе, а Селина заключила договор с именуемым Папенькой, значит, и Мелхен должна делать все, что в ее силах. Во Франциск-Вельде она обмывала раненых и помогла зарядить пистолет смелому Бертольду, в Аконе рассказала регенту все, что знала, а завтра после захода солнца встанет к жаровне. Будут ли полезны ее слова и натертые специями ноги множества гусей, гоганни не знала, но надеялась на лучшее. Хайнрих договорится с регентом и сделает, что нужно Талигу, иначе просто не может быть, ведь Монсеньор монсеньоров отмечен дланью Кабиоховой и дружбой первородного Ли, он умен и знает, что сказать. Это регент вернул радость брату полковника Придда и успокоил первородного Робера. Сердце друга больше не истекает кровью, и в нем рано или поздно прорастет любовь, но цветы можно поторопить. Суета закончится, когда чужой король покинет Акону, а зимы на севере тянутся долго. Нареченный Робером обещал приходить, и он сдержит слово. Подруга захочет услышать о ее величестве, они с первородным будут говорить, они станут друг другу нужны…
