– Ты забыл, там особенное место.
– Забыл. Проклятье, если бы не мать, я бы с тобой прямо сейчас…
– К сожалению, я могу оставить Клауса только на тебя. Ты ничего не чувствуешь?
– Вроде нет. – А Питера он на кого оставляет? А Лукаса с утками? – Муторно, но это со вчерашнего дня. До конюшни отсюда неблизко, то есть близко, если напрямую, может, через пруд рванем?
– Не получится, слишком крутые берега, а у павильона лед ненадежный.
– Ты говорил. Ничего, по плотине перейдем!
2
У графа Гирке графа Альт-Гирке не оказалось, мало того, куда-то делся и малолетний убийца. Если не считать этого, все было в полном порядке, хотя удовольствия подобный порядок доставить не мог. Младших «спрутов» держали в строгости – ничего лишнего и ничего светлого. Приоткрытое, назло зиме и якобы болезни, окно, кровать, письменный стол со стулом, книжный шкаф, кресло у печи, видимо, для наставника, распахнутая дверь в больше напоминающую шкаф гардеробную, где только и есть, что здоровенный сундук да стыдливая, запертая на внушительный засов дверка, надо думать, в личную туалетную. Кровать разобрана и смята, на ночном столике – врачебные склянки и поднос с нетронутым завтраком. Тикают часы с очередным спрутом, шумно дышит Маргарита-Констанция, рядом пучит глаза, будто испуганный мерин, слуга.
– Господин граф Альт-Гирке не выходили, – нос у камердинера пористый, в прожилках, но не как у пьяницы, пьяниц в Васспарде не держат. – Как зашли, как велели не беспокоить, так и не выходили.
– А Питер… Иммануил?
– В постели были, как завтрак им принесли, всё, как мэтр Роланд велели. Доктор то есть.
– Графа Альт-Гирке вы вызывали?
– Нет, госпожа Савиньяк.
– То есть?
– Не вызывал я, а записку передал. Граф Гирке очень волновались, что проститься не успевают, а им волноваться вредно, от того жар бывает и в жилах биенье сильное.
– Ты оставил господина одного и понес записку?
– Разве ж я мог, велено ж было не отлучаться… При молодом господине Ультим был, камердинер графа Васспарда.
– Где этот Ультим сейчас?
– В дневной камердинерской должен быть, это возле классной. Туда довольно позвонить.
– Позвони. – Трогать свернувшийся возле изголовья шнур с помпоном на конце не хочется, хоть умри! – Маргарита-Констанция, вам лучше сесть в кресло.
– Нет-нет… Сударыня, где Лукас?!
– Сейчас мы все узнаем.
Лысоватый Ультим объявился тотчас, но толку от него было даже меньше, чем от собрата. Готовясь к отъезду, он с самого утра разбирал одежду своего господина, почти закончил, и тут его отозвали в камердинерскую посидеть и послушать, не потребуется ли чего еще и младшему. Ультим сидел и слушал, заодно вкушая вчерашнее печенье, пока не появились граф Альт-Гирке с камердинером Питера. Они вошли в комнату, причем камердинер тотчас вернулся, поскольку господа пожелали остаться одни, строго-настрого велев их не беспокоить. Последнее, что успели заметить слуги, это лежащего на постели Питера и сидящего у него в ногах Лукаса. Дверь захлопнулась и больше не открывалась, прошло минут пять, и Ультим заварил кипрей с медом и брусникой. Достойная пара попивала свой отвар, пока не объявились взволнованные дамы и не ворвались в комнату, оказавшуюся пустой.
– «Аткусическое явление», – вполголоса хмыкнула Арлетта, поймала полубезумный взгляд Маргариты-Констанции и спросила про Клауса, то есть графа Васспарда. Оказалось, тот, как и всегда, к одиннадцати отправился в музыкальный зал, где и был найден в обществе учителя пения.
Происходящее начинало отдавать дурной сказкой. Покинутая супруга стонала и всхлипывала, камердинеры переминались с ноги на ногу, осунувшийся за ночь Клаус закрывал и открывал чернильницу. Оставалось залезть под кровать, ничего там не обнаружить и послать за Кроунером для пропавших и успокоительным для графини Альт-Гирке.
– Садитесь же! – почти прикрикнула Арлетта. Маргарита-Констанция замотала головой и осталась стоять, пришлось брать за руку и вести к креслу. – Выпьете молока?
– Нет… Где… где Лукас?
– Видимо, вышел, а слуги заболтались и не заметили.
Бред какой-то! Допустим, оставленный без верхней одежды и обуви Питер средь бела дня вылез в окно, но Лукас на подобные упражнения не способен. Допустим, вошедший в раж убийца как-то прикончил двоюродного деда и еще более как-то удрал, но где в таком случае труп? Лукас выше Валентина и отнюдь не пушинка, под кровать не пролезет. В сундук затолкать, пожалуй, можно, но одиннадцатилетнему мальчишке подобное не под силу. Больше труп прятать негде, разве что…
Отодвигая засов в туалетную, графиня подспудно готовилась к худшему, а вышло… смешно…
– Сударыня… – живехонький Лукас был красен, как четверо раков, – сударыня… Приношу свои глубочайшие… Я вынужден просить вас… Сохранить в тайне это прискорбное…
– Лукас!.. Создатель, Лукас… Я уже… Не знала, что… Лукас!
Кто сказал, что рыдающая над убитым воином дева трогательней старушки, обливающей слезами смущенного старика? Нужно было вытолкать взашей лишних и убраться самой, но Арлетта ухватила освобожденного узника за рукав и раздельно спросила:
– Сударь, где Питер?
3
Утино-лебяжья банда вовсю кишела в съежившейся от мороза полынье, а вот на льду было почти свободно. При виде людей с дюжину сидевших у кромки воды крякв заторопились к берегу и разбудили отделившегося от собратьев лебедя. Изображавший из себя одноногий сугробчик красавец вытащил голову из-под крыла, картинно встрепенулся и огласил окрестности мяукающим воплем. Утки тоже закрякали: общество не сомневалось, что сейчас его примутся кормить.
– Перебьетесь, – хмыкнул Арно в надежде расшевелить Валентина, тот ожидаемо промолчал, зато за кустами по другую сторону полыньи мелькнуло что-то лиловое. Пропало в зарослях и появилось вновь. Заметно ближе.
– Кто-то бежит, – виконт кивком указал в сторону непонятных промельков. – От павильона, наискосок… Видишь?
– Вижу, – Придд остановился, положив руку на эфес, будто к берегу мчался, самое малое, фок Греслау. Утки и лебеди истолковали задержку по-своему, торчавшие на льду придвинулись ближе, плавающие насторожились, а самые шустрые торопливо полезли из полыньи. Они привыкли в это время кушать, и не птичьим мозгам было уразуметь, что сейчас не до них. – Ты узнал?
– Так не видно ж ни кошки, хотя… Куртка вроде знакомая. Или нет? Не пойму…
– Это Питер в куртке Клауса, – Валентин удивленным не кажется, только усталым. – Мое бегство откладывается.
– Питер?! – на зрение Арно отродясь не жаловался, но в этих зарослях кого-то узнать… – Как ты понял?
– Неважно, это он.
Кусты раздвигаются, лиловый шарик осторожно скатывается на лед. Да, это Питер, физиономии пока не видать, но рост, сложение, манеры точно его.
