– Мы помним об этом, но не стоит в сегодняшний вечер думать о скверном.
– Да, – согласилась Мэллит, – не следует разбавлять вкус радости отвращением, но откладывать охоту больше, чем на три дня, неразумно. Могу я спросить о непонятном?
– Конечно, баронесса.
– Почему нет стражи, а наш путь погружен во тьму?
– Таков обычай, – полковник тронул лежащую на его плечах орденскую цепь и начал рассказ.
Первородный Ли не ошибался, называя обычаи тенью былого, но мимоза и дуб отбрасывают разные тени. Правнуки Кабиоховы, уступив жестоким и сильным, отказались от оружия и ушли в пески, предки же большого короля были наказаны за чрезмерную воинственность и усвоили урок. Гоганы старались не тратить ставших драгоценностью ниток, гаунау – берегли огонь. Беды канули в прошлое, но в ночь Излома отмеченные медведем гасили все огни, кроме важных, и, заперев оружие в особые сундуки, шли радоваться.
– Это достойно и красиво, – Мэллит подняла голову, ловя взгляд нареченного Пером, – только бесноватые не чтут прошлого. Что будет, если они проникнут в дом безоружных, а тьма позволит им подобраться близко?
Ответом стала улыбка. В Талиге мужчины так улыбаются, зная, что смогут защитить своих женщин и свои дома.
– Мы не любим ошибаться дважды, – уверенный свел брови, подыскивая нужные слова. – Темнота скроет не только убийц, но и защитников. Мы почти пришли, осталось спуститься по двум лестницам, к сожалению, очень крутым и узким. Боюсь, что не смогу вас поддержать.
– Я запомнила, – кивнула гоганни. – У нас есть примета. Споткнуться и не упасть – значит, преодолеть беду.
Слова ничтожной пришлись кстати и были сказаны вовремя. Нареченная Кримхильде оступилась, но брат подруги оказался достаточно ловок и быстр. Дурного не случилось. На стенах вздрогнули тени, вполголоса ахнула неразумная придворная, что-то заскрипело, потянуло холодом, и пламя факелов заметалось, напомнив о пылающей гриве и странных снах.
– Проэмперадор Савиньяк, – произнесла Мэллит, желая ощутить на губах лучшее из имен, – был бы рад быть сейчас в Липпе. Он бы нашел нужные слова и сказал главное, но его конь повернул к Бергмарк.
Глава 3
Липпе. Старая Придда
1 год К. Вт. 24-й день Зимних Молний – 1-й день Весенних Скал
1
Сыновнюю свадьбу Матильда нет-нет да и вспоминала, даже не саму свадьбу, а лица, взгляды, жесты. Молодые светились от светлой юной радости, зато Анэсти изображал из себя увядающую в гнилой воде хризантему. Еще бы, единственный наследник самих Раканов женится на нищей плебейке! Ужас и четырежды кошмар!
Будь покойный муженек способен хоть на что-то, он бы наизнанку вывернулся, чтобы не допустить такого безобразия, но благородный потомок годился лишь на… благоуханье. То есть на сетования и бесконечные намеки. Дескать, блюдущая фамильную гордость мать могла бы неразумного сына и вразумить, а не сына, так его девку. Может, и могла бы, только не хотела. Курносенькая, большеглазая Ида Матильде нравилась, было в ней что-то обещающее настоящее счастье, а что не аристократка, так своих аристократов в Агарисе и не водилось. Либо заезжие, либо приблудные. Эти на плебейках женились с готовностью, но на плебейках богатых. И Анэсти б женился, не вцепись в него алатская дурища с семейными драгоценностями…
Ее высокопреосвященства фыркнула и тронула сапфиры – не фамильные, но не ставшие от этого хуже. Стоящий рядом Хайнрих расценил фырканье на свой лад.
– Тебе-то смешно, – вполголоса проворчал он. – А вот мне…
– Страшно? – подсказала бывшая невеста, после воспоследовавшей за стрельбой пьянки перешедшая с королем на талигойское «ты». – Ну так бойся! Когда еще и потрястись, как не перед женитьбой?
– Да не боюсь я, – несостоявшийся супруг по-звериному сморщил нос, – не понимаю! Кажется, что не то сплю, не то рехнулся. Она ж всерьез за меня замуж хочет! Вокруг молодой Фельсенбург скачет. Что парню кесарем быть – коням ясно, что он и в море по одному горностайкиному слову сиганет, и за луной на гору полезет – тоже, а она хоть бы глянула…
– Так радуйся! – зверским шепотом велела Матильда. – Мне-то хуже пришлось.
– Первый раз или второй?
– Оба! – В Агарисе под медом оказались помои. Жиденькие, не сдохнуть, но наизнанку выворачивало. А по второму заходу поверх меда мух налипло чуть ли ни с палец, пока еще отскребла… – Может, все же побоишься, твое величество, потом не до того станет?
– Некогда! – Хайнрих шумно втянул в себя воздух, подбирая брюхо и выпячивая грудь. Напоминать талигойской высокопреосвященстве, что ее сюда не дразниться приглашали, он не стал. Хоть бы ночью от волненья не опозорился… Матильда повела малость затекшими от тяжеленного дареного плаща плечами и неспешно двинулась навстречу вступавшей в церковь невесте. Одетая в голубое, она спокойно шла меж насупленным братом и золотящейся в свете свечей Кримхильде; лежащее на плечах принцессы ожерелье запросто могло сойти за кирасу, что после приключения в зимнем саду казалось не столь уж и глупым. Селина ограничилась жемчужными бусами. Платьице на ней было талигойское и очень скромненькое, а волосы распущены на здешний манер. Фельсенбургу повезло, что он этого не видит.
Бывшая невеста Хайнриха с нынешней сошлись в точности на перекрестье расчертивших церковный пол суконных дорожек. Герард уныло взял Кримхильде под руку и повернул направо, Лауэншельд с бледненькой встревоженной Мэллицей – налево, а табун из доброй полусотни придворных дам замер на месте. Матильда не сразу сообразила, с чего это генеральши и полковницы разом схватились за головы, потом вспомнила, что во время расспросов невесты гости на гаунасских свадьбах затыкают уши.
– Ну как? – То, что сестрица не отступит, было ясно по физиономии братца, но свадебные вопросы не сейчас сочинили. – Готова? Не передумаешь, невеста королевская?
– Ваше высочество, – похоже, девице ужасно хотелось присесть, но она помнила, что в церкви такое не положено, – я готова, только… Его величество на вас не сердится за то, что вы…
– А чего ему сердиться, – подавила смешок Матильда, – когда есть ты?
– Я тоже так думаю, – согласилась Селина и зашептала: – Если вас не затруднит, объясните ему, что делать с моим платьем. Понимаете, я оделась в то, что у меня было, но здесь так не ходят, а если объяснять стану я, его величество может разволноваться. Мужчины иногда волнуются из-за самых простых вещей и не любят, когда им объясняют, как делать то, что они должны уметь.
– Не волнуйся, – мысль о том, что Хайнрих с его силой докучливую тряпку может просто разорвать, Матильда оставила при себе, – я все объясню.
– Мэлхен сделала самый простой узел, надо только правильно потянуть.
– Вот и потянет, – обнадежила алатка. – И вообще, у кого нынче первая брачная ночь? У тебя или у папаши Кримхильдиного?
– Ее покойное величество была из Гаунау, – сбить Селину с мысли еще никому не удалось, – а здесь носят другие платья. Ваше высочество, нам не пора? А то могут подумать, что вы меня уговариваете, а я не хочу. И потом долго стоять с поднятыми руками тяжело, особенно если проймы узкие.
