– Угу, – кивнул шкипер, берясь за плащ, – так и сделаю.
На «серьезного человека» Добряк, естественно, глянул. Тот вовсю угощался в малом зальчике у окна и глазами по сторонам особо не зыркал. По одежке выходил из благородных, но на щеголя не тянул, на вояку тем более. Секретаришка, надо думать, и вряд ли дурак, дураков старая Элиза отродясь не приваживала.
Шкипер чин-чином продефилировал мимо молодого человека, выбрался на улицу и, пригибаясь – мело, как на самом Агмарене, – двинул к «Зеленой иволге». Ему повезло, Фельсенбург с парой «рыжиков» как раз выходили из-за угла, так что столкнулись у самого входа в заведение.
– День добрый, господин полковник, – хорошо, при людях встретиться вышло, можно потянуть да понюхать. – Вот, прогуляться решил, ноги затекли. А вас ждут…
– Знаю, – Фельсенбург покосился на «Иволгу» и с ходу решил: – зайдем. Выпьем за возвращение.
Трактирщик от эдакой чести чудом под стойку не свалился, но опомнился, подскочил, на руке – полотенце, на роже – восторг.
– Вина согрейте, – распорядился Фельсенбург, – и колбасок. Вы, шкипер, с можжевеловой?
– Если бы, – покривил душой Юхан, – моя кончилась, а у фрошеров разве что путное добудешь? Да вы не беспокойтесь, вино горячее с дороги самое то.
– Отлично, – господин Руперт уже высмотрел столик, хорошо высмотрел, если что – и удирать сподручно, и драться, и кто входит, видно. Добряк так и сказал, господин полковник рассмеялся, и как бы не последний разок.
– А тот человек, – оттянул рассказ об аконском безобразии Юхан, – из Штарквинда, папаша Симон рассказал.
– Из Штарквинда, – Руперт облокотился на стол и подался вперед. – Шкипер, я и так злоупотребляю вашей любезностью, но вы знаете дорогу и уже имели дело с фрошерами.
– Имел, – подтвердил Добряк, – ничего, не съели. Что нужно?
– Передать мое письмо Алве, а если его не будет на севере…
– Будет, видел я его. И даже говорил.
– Тем лучше. Мне нужно, чтобы он прочел письмо, которое будет у вас, прежде того, что привезет посланец из Штарквинда.
– Сделаем. Только Ворону письма маловато, он с вами говорить о чем-то хочет, и второй… Савиньяк – тоже.
– Савиньяк? Который?
– Главный. – Надо же, как лихо с порученьицем фрошерским вышло! – Он сейчас в Липпе наладился, Хайнриха провожает, через пять дней они до Кнебенау доберутся. Захотите, запросто нагоните, особливо если «фульгатов», что со мной, возьмете.
– Может и захочу, – медленно, чуть ли не нараспев произнес Фельсенбург, – но с письмом тянуть нельзя.
– Нельзя так нельзя. Стихнет малость, и поеду.
– Вам лучше знать, что везете. Моя бабушка хочет заплатить выкуп за… адмирала цур зее Кальдмеера и вывезти его в Штарквинд. Мне это не нравится, но ссоры я не хочу. Я вынужден написать Алве о желании герцогини Штарквинд и выделить сопровождение ее представителю, но вы доберетесь быстрее.
– Чего б не добраться! Господину Кальдмееру и впрямь лучше в Хексберг пересидеть, несподручно ему во всякие дрязги лезть.
– Именно, – Руперт вновь широко улыбнулся, вот ведь бедняга! – А теперь о вашей прошлой поездке. Как доставили, что ответили?
– Дурней фрошерам сдали, под расписку, а сундук – госпоже Селине.
– Она всё приняла, не спорила?
– Нет, хоть и неловко ей было. – Ну, была – не была! – С понятием барышня, да и подружка у нее славная, и как о ней тревожится… Приходила, уговаривала вам все объяснить, чтоб, значит, не проворонили, а чего уговаривать, если я и так к вам ехал?
– С Селиной что-то случилось?
– Как сказать. – Футляр под плащом должен был согреться, а казался ледяным. – Вот оно, читайте. Барышня, младшенькая, говорит, там все прописано.
Открыл. Брошка, само собой, тут же выпрыгнула на скатерть и подмигнула синим глазом. Юхан уставился на сияющую финтифлюшку, чтобы не глядеть на Руперта, и вовсе не потому, что боялся. Добряк бояться вообще не любил, а потому если куда и влезал, то лишь прикинув, стоит оно того или не окупится. Фельсенбурговы затеи стоили риска, да и сам он стоил дорого.
– Как вы думаете, – голос Фельсенбурга был вроде и прежним, а ровно льда в можжевеловую кинули, – почему она согласилась?
– Леворукий знает, если знает, конечно… Врать не буду, сам голову всю дорогу ломал, ничего не надумал. Но корысть с гонором там и не ночевали.
– Вы правы. Шкипер, я рискую вам надоесть, но у меня к вам еще одна просьба. Сколько, по-вашему, может стоить эта вещь? Это сапфир.
– Ювелиров спрашивать надо, но по всему – недешево. За фрахт вроде того, что нам Бермессер изгадил, я бы эту цацку точно взял.
– Толковых ювелиров здесь нет. Вам придется выяснить, что сталось со свояченицей мастера Берниса, вы могли о нем слышать, это…
– Да знаю я, – буркнул, не вдаваясь в подробности, Добряк. – Найду, если она тут еще, конечно.
– Когда выясните, – Руперт сунул брошь обратно в футляр, когда и куда он дел исписанные листочки, шкипер не заметил, – приходите, я дам вам письмо к Алве и охрану.
Хозяин с дымящимися кружками появился как нельзя вовремя. Со специями и медом тоже было в порядке. Или нет – вкуса Юхан Клюгкатер как-то не почувствовал.
Глава 6
Старая Придда
1 год К. Вт. 18-й день Зимних Волн
1
Кагетские топазы обошлись Чарльзу дешевле, чем ожидалось. Чудом выбравшийся из Олларии молоденький ювелир не только имел подходящие камни, но и с лету понял замысел заказчика. Не прошло и десяти дней, как граф Давенпорт стал обладателем прелестных золотистых бабочек, готовых найти приют на нежных девичьих ушках и груди. Разумней всего было держать футляр с драгоценностями на квартире, но Чарльз то и дело брал его на дежурство, благо переселение Большого Руди в бывшую геренцию обернулось водворением старших адъютантов в отдельные комнаты, пусть и выходящие в общую приемную. Давенпорта это новшество радовало несказанно: нет, против сослуживцев он ничего не имел – герцог держал при себе боевых офицеров, за плечами которых остались самое малое ноймарские перевалы – но болтовня подчас раздражала, мешая сосредоточиться. Не любил Чарльз и дружеских подначек, вернее, невзлюбил их во Франциск-Вельде, когда Бертольд, трепло эдакое, принялся выискивать способы покорить Мелхен, хотя до Селины и ее жизнерадостного братца языкастому драгуну было что левретке до быкодера! Детки Арамоны оказались незаменимы при ловле нечисти, но мотать при этом людям жилы они умели не хуже папаши. «Вы жуете свои обиды»… «Вы Мелхен совсем не подходите»… Да кто они такие, чтобы решать, кому он подходит, а кому – нет?!
Топазы Чарльз вытащил, чтобы унять непрошеную злость, и унял. Нежное мерцание камней напоминало об оставленной в Аконе девушке, обещая тихое, ласковое счастье. Пусть бриллианты ярче, в них нет загадки, только режущий глаза блеск, как в маркизе Ноймар и в той же Селине. Чарльз медленно повернул украшенный графской короной футляр, припоминая, как ювелир расставлял свечи. Когда дойдет до браслетов, мастера искать не придется, но сперва Мелхен должна приехать и сказать наконец «да!».
