2
Если бы внезапно вошел Ли, могло стать весело, но брат наслаждался обществом гаунау. Ничего, тем занятней будет потом менять можжевеловую на зегинское.
– Вас что-то смешит? – напомнила о себе Урфрида. Делиться пришедшей в голову глупостью Эмиль не собирался, пришлось соврать.
– Я подумал о пользе от гаунау. Если б Хайнрих не уволок Ли, в этой комнате сейчас торчал бы он, а за дверью – свора адъютантов.
– Хорошо, – медленно произнесла дочка Рудольфа, кутаясь в шаль, поскольку больше ей кутаться было не во что. – Хорошо, что вы напомнили. У нас, вернее, у вас, насколько я успела вас узнать, есть с полчаса для более или менее спокойного разговора.
– Пожалуй, – согласился маршал и потянулся за вином. – Я весь внимание. «Кровь»?
– Да, – согласилась желавшая «спокойного разговора» женщина. – Мы вряд ли скоро увидимся…
– …если увидимся вообще, – продолжил фразу Савиньяк. – Вернее, мы вряд ли скоро увидимся после того, как вы присоединитесь к его высокопреосвященству. У нас остаются полторы или две ночи. Ваше вино.
– Благодарю. – Принимать бокалы она умела. – Я согласна на ваше уточнение, хотя оно почти бессмысленно. И я благодарна за то, что вы не испугались моего титула, как прочие мужчины. Вашей будущей супруге можно позавидовать.
– Как и вашему будущему супругу, – выразил вежливую уверенность Эмиль. – Вы прекрасны, я ваш должник.
– Не вы, я. Вы дали мне возможность чувствовать себя желанной, и вы готовы меня отпустить. Признаться, я боялась… Нет, не так, в нашу третью ночь у меня мелькнула мысль, что я… разрушаю счастье пока неведомой мне женщины. Тогда я испугалась.
О том, что он тоже испугался – только что, – Савиньяк умолчал, хотя молчать следовало раньше. Вернее, как раз не молчать, а ограничиться беседой, предельно вежливой и единственной.
– Моя откровенность вам неприятна?
– Нет, просто я опять вспомнил брата. Что поделать, мы близнецы, к тому же это его комната.
– Ваш брат вас бы не понял?
– Да все бы он понял! Просто… Будь на моем месте Лионель, вам бы и в голову не пришло опасаться за чужое счастье. Мне жаль, что вы…
– Что я забиваю свою милую головку подобной ерундой? Кажется, так говорят мужчины?
– В пьесах. – Зачем, ну зачем ей эти откровения?! Все шло более или менее хорошо, и на тебе! – Еще вина?
– Да. Если вы не боитесь…
– Я?
– Мужчины не ждут от нас честности, – женщина вздрогнула, позабытая шаль не замедлила сползти с белого плеча. Красивое зрелище, особенно в тиши. – Тем не менее я была честна с маркграфом и честна с вами. Я помню, что сама просила вас о… встречах наедине, и клянусь, что никто никогда о них не узнает. Считайте меня сном и поверьте, ваше счастье с госпожой Скварца в полной безопасности. Даже если вы в приступе искренности признаетесь невесте, матери, братьям, я буду все отрицать, и я докажу, что вы либо бредите, либо встретили закатную тварь.
– Что тоже бывает лишь в бреду. – Такой момент упускать не стоит, мало ли… – В свою очередь клянусь, сударыня, что забуду этот… сон, хоть он и был дивным.
– Вы решили последовать моему примеру?
– Да, Урфрида. Клянусь молчать о вас, кто бы меня ни спрашивал, хотя спрашивать некому. Акона занята Рокэ и Хайнрихом, ей было не до нас, да и Ли очень кстати отправился в Гаунау и дальше. Если вы уверены в своей камеристке, то беспокоиться не о чем.
– О, я уверена, иначе сумела бы ее отослать. Надеюсь, вы не огорчены?
– Огорчен, и сильно. Вашей шалью. Вы просили полчаса спокойного разговора, спокойного не получилось. Час в бою идет за два, сударыня, а полчаса – за четверть.
– Вам не нравится моя шаль?
– Когда она на вас. В любом другом месте я готов ей восхищаться.
– Что ж, уберите этот кусок ткани туда, где он не станет вас раздражать.
Послезавтра все закончится, а сегодня – это сегодня. Ночь, вино, свечи, готовая все забыть женщина… Неплохой сон, даже хороший, всяко лучше горящих коней и цветов. Она никому не скажет, но жить-то ей потом надо, именно жить!
– Урфрида, я должен просить вас об одной вещи. Не выходите больше замуж без любви, это неправильно.
3
Соваться куда бы то ни было, не разнюхав, что к чему, Юхан терпеть не мог. Вот и подгадал ко времени, когда господин Руперт гоняет своих красавцев, а папаша Симон, покончив с утренними делишками, садится завтракать. В первый свой приезд Добряк промахнулся, сегодня обошлось без накладок. Палач в аккуратной стеганой куртке смаковал какие-то пирожки, и Добряк без лишних слов выставил на стол немалую бутыль ноймарской тинты, до которой столь охочи почтенные мастера. Собственно, с тинты Юхан когда-то и начинал: забирал в условном месте на фрошерском берегу припрятанные бочонки и волок в Щербатую Габи, это потом дошло до чего подороже.
– Прихватил в Аконе по случаю, – объяснил шкипер, глядя, как Киппе обтирает бутыль пестрым полотенцем. – Хороша, лучше нашей.
– Ясное дело, – папаша Симон отложил полотенце и принялся неторопливо соскабливать сургуч, – у нас солнца меньше, потому ягода в кислятину уходит, зато с нашей можжевеловой фрошерскому безобразию не сравниться.
– Что да, то да, – подтвердил Добряк, – плохо у них с можжевеловой. Господин Руперт небось патрули свои проверяет? В такую-то непогодь!
– Порядок блюсти нужно, – не упустил оказии порассуждать о порядке палач. – Сегодня господин полковник дома в снегопад останется, завтра капитан себя пожалеет, а потом безответственность и на нижних чинов перекинется. Дескать, незачем мерзнуть, раз начальство у огня нежится, бдительность потеряют, а враг и подкрадется.
– Враг может, – поспешил вклиниться в рассуждения Юхан. – А вообще-то как у вас? Есть что новое?
– Господин фельдмаршал отъехали, – обрадовал собеседник и замолчал, сосредоточившись на открываемой бутыли. Главное шкипер, впрочем, уже усек: ничего сногсшибательного в Доннервальде не случилось, но запросто случится, если господин Фельсенбург изволят одуреть от аконских новостей.
– Господин Киппе, тут эти… – ражий малый в фартуке ввалился в комнату и с явным интересом уставился на бутыль. – Вчерашние которые пришли… Господина полковника спрашивают. Подать им чего?
– Подать, – решил палач, – того, что пожелают. Господин полковник как освободится, так и будет.
Обладатель фартука облизнул глазами чужое пойло и исчез. Папаша Симон неторопливо расставил стаканы и объяснил:
– Из самого Штарквинда прибыли, от старой герцогини.
– Важное что?
– Не скажу, но просто так по нынешним временам серьезного человека не погонят, да и письма из дому господин полковник недавно получили, эстафетой фельдмаршальской. Если вы с чем срочным, лучше б вам господина Руперта у «Зеленой иволги» перехватить, а посидеть и потом можно.
