– Смерть и рождения помнят друг о друге, – смиренный брат вытащил ключ и открыл небольшую дверцу в нише. Точно так же он открывал двери в логове Турагиса. – Я предупрежу госпожу и уйду.
В маленьком теплом коридорчике никого не было, только на высоком стуле стоял пустой поднос с какими-то склянками. Внутренняя дверь запиралась на засов, который Пьетро и отодвинул, поманив Капраса рукой. Маршал отчего-то думал, что Гирени лежит, а она сидела на широкой постели в окружении каких-то тючков.
– А где он? – шепотом осведомился Карло. – Где потомок?
– О ребенке заботятся. Он немного не доношен и ему нужно гораздо больше тепла, чем матери. Госпожа Гирени!
– Пьетра? – кагетка отпихнула что-то вроде пестрой тряпичной курицы и обернулась. – Карла?! Ты прыехал, а мы уже! У тэба ест патомок, а я твая жена, но бэз свадбы! Свадба будэт у брата, когда мы туда едэм? Я уже могу!
– Осенью! – бездумно выпалил Капрас, глядя на выпутывающуюся из одеял, шалей и тканей… супругу. Гирени была в розовой рубашке с золотыми птицами по подолу и на рукавах, лента на головке тоже была розовой.
– Осэн долго, – девчонка слезала с кровати, а злодей Пьетро не сказал, можно ей это или нет. – Нэ нада ждат, вэсна лучше. Мы бэром патомка и едэм, как казар к казару!
– Осенью, – маршал таки успел схватить законную супругу за запястья, когда она только спускала ноги, и усадить. – Мне надо выиграть войну. Баата поймет.
– Баата – мой брат, ты – муж, а мнэ надо ехат. Я хачу вайты в замок, гдэ мэна прадавалы. Пуст видат, что мой муж – казар! Гдэ твой браслет? Ты должный хадыт с браслэтам!
– Браслет у епископа, – а у епископа ли? – я сперва хотел увидеть тебя и детку.
– Патомка! Он в гарячей комнатэ, он малэнкый и красный, его кормыт особая тетка. Так надо.
– Да, так надо. – И то, что он сейчас сделает, тоже надо. – Гирени, нашего сына будут звать Лидас.
– Нэт! – Гирени дернулась, ярко блеснув глазами. – Он Сэрвылый!
– Что?! – Капрасу показалось, что он ослышался. – Ты с ума сошла, только не это!
– Так нада. Так говорыл старый Сэрвылый, которого ты убыл. Тэпэр всо вэлыкое будэт дэлат другой Сэрвылый. Наш патомок!
– Гирени, епископ на имя Сервиллий не согласится. Оно… запятнано ересью!
– Он уже согласэн! Он говорыт, что подлый Орэст – не Сэрвылый, а самый званец. Има, и в кого его давалы, нэ выноваты и страдают, что его украдал еретык. Мы чистым има, и нас будут рысоват. Я надену сэргы, их прысылыл мой брат. С рубынами и длинные. Ты хочеш сматрет?
– Хочу, но я хочу, чтобы моего сына звали Лидас.
– Я ражу тебе Лыдаса, он будет втарой! Трэтый будэт как ты Карла, а чэтвортый как мой брат Баата. Оны будут дружные, и старший нэ станэт убыват малых, потому что аны не будут злаумышлят. Так бывает, епыскоп гаварыл, что браты могут быть дружны, если ым сразу сказат, кто главный, и что власт зэмная дажлна быт правылной. Пророк знает, что Сэрвылый будэт всэх спасат, но Сэрвылый будэт толко первый и старший. Малые будут ему служит, и всо будэт харашо. Скажи паслу, что ты прыехал и я могу взат мои сэргы!
– Я скажу епископу, что хочу назвать сына Лидас.
– Нэт! Ты делаешь плохо, плохо!
Так она еще не рыдала и не кричала. Капрас слышал, что женщинам бросается в голову молоко, но это было слишком, да и потомка… тьфу ты, сына отдали кормить какой-то тетке. Гирени осталось лишь копаться в кагетских подарках и думать о пророчестве про Сервиллиев.
– Наш потомок спасаэт всэх! Всэх! Он будэт главным!
– Маршал, – вступивший в комнату епископ блистал парадным облачением, – вы подтверждаете, что взяли в жены сию деву по доброй воле?
– Да, – с некоторой оторопью подтвердил Карло. – Несомненно.
– Орстон. Вашу руку, сын мой. Дочь моя, вы подтверждаете, что вверяете себя сему мужу?
– Ввэраю, но наш потомок – Сервылый, и нэ надо ждат осены! Надо ехат сэчас. Быстра!
– Орстон. – Защелкнувшийся на запястье Капраса массивный браслет с рубинами несомненно привезли из Кагеты. – Подтверждаю ваш брак.
– Спасибо, ваше преосвященство!
Все вышло лучше не придумаешь, но отчего-то при взгляде на собственную руку маршалу вспомнился управляющий пушечной мастерской и широкий багровый след на его запястье.
– Я взял Гирени в жены по доброй воле, – повторил Карло, – но я никуда не уеду, пока Кипаре и Мирикии что-то грозит.
– Харашо, – Гирени всхлипнула и потянулась к своей курице. – Мы едэм к брату в осэн, но наш потомок будэт Сервылый. Ты будэш пэрвым казаром и всо наготовыш, а он будэт после тэба и станэт самым велыкым. Мы будэм его мат и отэц, и нас нарысуют на ыконах. На ыконах всэгда рысуют родытелев велыкых казаров с цвэтамы и птыцамы.
Глава 10
Акона
1 год К. Вт. 8-й день Зимних Волн
1
В холодной пристройке ждали подготовленные с вечера куры. Мэллит помнила о них, но продолжала сидеть на постели, пытаясь вернуть ушедшую ночь. Вчера первородный Ли пришел и остался надолго, ведь ему хотелось увидеть, как она спит. Зная это, гоганни, едва разжались объятия, откинулась на подушки и закрыла глаза. Она думала солгать, но в самом деле уснула и сон принес радость; жаль, память сберегла лишь рыжие рябиновые ветви и проглядывающее сквозь них высокое небо. Утро, в которое пришлось вернуться, было серым и снежным, но осеннее золото осталось в висящей на спинке стула шали и оказавшихся возле изголовья иммортелях. Переставить цветы мог лишь первородный, желая, чтобы первый взгляд проснувшейся упал на отблеск их главной встречи. Тогда она готовилась потерять то немногое, что имела, и обрела сердце…
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли.
– Мелхен, – объяснила Селина, – пришла ее высочество Матильда, я ее проводила в гостиную. Жаль, у нас нет мансая, правда, капитан Уилер оставил флягу с алатской касерой. Дамы такое пить не должны, но ее высочество из Алата и вроде бы ведет себя как витязь, я тебе про них рассказывала.
– Этот напиток зовут тюрегвизе. Я видела, как его пьют, и знаю, на чем и сколь долго настаивают, – Мэллит надела поданное подругой платье и повернулась спиной, чтобы его зашнуровали. – Царственная Матильда в самом деле пила тюрегвизе, но это было давно. Пришедшая разгневана или печальна?
– Она спросила про тебя почти то же самое, – голос Сэль дрогнул от смеха. – Я объяснила, что тебе здесь хорошо, и ее высочество обрадовалась, потому что с ней тоже все в порядке.
– Но ведь она потеряла… – губы не желают произносить ставшее мерзким имя, – потеряла всё и бежала.
– Когда всё теряют, не боятся нового. Наверное, внутри нас есть что-то вроде сундука, если в нем всякий хлам, новое просто не поместится. Готово… Хорошо, что нам подарили алатские шали, витязям очень нравилось видеть свое, значит, обрадуется и ее высочество.
