– Бифштекс а-ля Линдстрём нельзя путать со шведским мясом по-линдстрёмовски, – предостерегла фру Торкильдсен.
– Ну да, ну да, – поддакнул я, готовый на все ради лакомого кусочка.
– Шведское мясо по-линдстрёмовски – стряпня убогая, – сказала фру Торкильдсен, – обычные мясные обрезки, замаскированные свеклой и яичницей. Шведская кухня в худшем ее проявлении. К настоящему бифштексу а-ля Линдстрём оно и близко не лежало.
– Золотые слова! – От разговоров о мясе у меня голова кругом пошла.
Мясо! Бифштекс! Мясо! Бифштекс!
– Видишь ли, настоящий бифштекс а-ля Линдстрём готовится из настоящего мяса, желательно из мяса белого медведя. Но и оленина сойдет. Мясо обязательно должно пару дней полежать, потом его надо замариновать в темном пиве, а остальное сделают сливочное масло и огонь. Останется лишь пожарить лук и посыпать им мясо. Вуаля! Бифштекс а-ля Линдстрём готов. Но это сделаем в самом конце. Подавать с жареным картофелем. Нет, Шлёпик, речь не о полуфабрикатах, упаси Господь, тут понадобится настоящая…
В этот момент в дверь позвонили и я бросился исполнять обычный ритуал. Лаял я если и не особенно бойко, то, по крайней мере, долго и уверенно, пока фру Торкильдсен не открыла дверь. И тут всяким ритуалам пришел конец. Я был немало удивлен, нет, даже поражен, сердце мое заплясало, а хвост, к сожалению, перестал мне повиноваться. Мне бы очень хотелось сохранить самообладание, но на пороге стояла Библиотекарша!
Какой ужас.
То есть она так в меня влюбилась, что заявилась ко мне домой поздно вечером! Мне, разумеется, приятно, и я не в силах этого скрыть, но что скажет фру Торкильдсен, да еще и сегодня, когда мы ждем гостей?
– А вот и вы, проходите же!
Ситуация прояснилась. Значит, Библиотекарша и есть тот загадочный человек, от которого последние несколько часов зависел ход моей жизни. Наших жизней. Если вдуматься, то не часов, а месяцев. Наша сегодняшняя гостья – это Библиотекарша.
Женщины обнялись, и, судя по всему, фру Торкильдсен не унюхала, где тут собака порылась. Честно сказать, смысла этого выражения с порывшейся собакой я особо не понимаю, но все равно хорошо, что сегодня вечером об этом можно не тревожиться.
А вот и до меня дошла очередь. Как раз вовремя.
– Привееееет, Шлёпик! – воскликнула Библиотекарша, опускаясь на колени.
Проделала она это стремительно и ловко – этот навык фру Торкильдсен утратила давным-давно. Еще до моего рождения. Как только Библиотекарша осмеливается проделывать это прямо на глазах у фру Торкильдсен? Как бы там ни было, я в долгу не остался и сунулся ей в лицо.
Знай я, что у нас сегодня такая чудесная гостья, я бы подготовился и хорошенько вывалялся в компостной куче, но теперь уж придется Библиотекарше принимать меня таким, какой я есть. Фру Торкильдсен же побрызгалась духами и нарядилась в красивое платье. Она также не поленилась надеть увесистые серьги и тяжелые жемчужные бусы, а еще – странно, что я раньше не заметил – она успела сбегать к своей талантливой, но хамоватой парикмахерше, которая утверждает, будто у нее аллергия на собак. Добавить камуфляжа – и иссиня-белые щеки фру Торкильдсен приятно порозовели.
Библиотекарша же, напротив, была одета, как и полагается Библиотекарю, в скромные брюки и свитер с высоким горлом. Пахло от нее почти так же, как и в прошлый раз, когда я ее видел. Почти, да не совсем. Было и отличие – крохотное и огромное. Новый запах. Хотя нет, наоборот. Запах старый. Старейший. У Библиотекарши месячные!
И вооот она нащупала волшебную точку для почесывания, ту, что находится чуть к югу от спины и чуть к северу от хвоста, это в зависимости от того, как смотреть, да и какая разница, главное, что самому до этой точки дотянуться совершенно невозможно. Без этой волшебной точки отношения между собаками и людьми развивались бы иначе. Очевидно, все завертелось именно после того, как человек обнаружил на теле волка эту волшебную точку.
Сами можете представить, как к этому отнесся волк. И как эту новость восприняли его товарищи по стае, когда он, вернувшись, принялся хвастаться, что ему посчастливилось испытать. И что, по-вашему, он сделал на следующий день? Всю бессонную ночь промечтав о том, как пальцы чешут ему спину?
Вот он и подсел на чесанье и больше жить без него не может. Тайком покидая стаю, он высматривает в лесу людей, которые, по его мнению, способны чуть-чуть почесать его – разумеется, безо всяких обязательств. Родственники и друзья видят, что с волком что-то не так. Остальные волки понимают, что ему приятно, что после почесухи он добреет, и думают, что если у этого волка внизу спины имеется такая волшебная точка, то не исключено, что она и у меня тоже имеется. И вот реакция запущена, а волк в руках человека с поразительной быстротой преображается в чихуахуа.
Я уже собрался было перевернуться на спину, но замер, когда услышал голос фру Торкильдсен:
– Надо же, вы подружились!
Мне послышалось или в голосе у нее нотки сарказма? Или подозрительности? Вообще хоть какие-то нотки? Да и что такое эти самые нотки? От моего носа сейчас толку мало, запахи фру Торкильдсен спрятаны за броней духов, однако сердце бьется ровно и уверенно, так что все хорошо.
– Мы со Шлёпиком стали лучшими друзьями, – улыбнулась Библиотекарша.
Решила играть по-честному. Я обрадовался. Правильно, карты на стол.
– Шлёпик – первая собака, с которой я подружилась после того, как мой пес умер, – призналась Библиотекарша, – его звали Робин. Золотистый ретривер. Светлый. Довольно глупый пес, он попал под поезд.
То, что золотистый ретривер круглый дурак, и так ясно, а вот все остальное весьма интересно. Значит, в Библиотекарше прячется тоска. Она тоскует по своей умершей собаке. И тоскует она, потому что таков ее выбор. Будь у нее сейчас собака, она не тосковала бы по той, умершей. Старый Робин превратился бы в светлое воспоминание. Сейчас он тоже воспоминание, но пока у Библиотекарши не появится новая собака, это воспоминание будет болезненным и печальным. Основная, зачастую единственная задача таких, как я, домашних собак – это помогать своим человекам переживать боль и трудности, возникающие на протяжении их сосуществования. Не знаю, правильно ли будет утверждать, что собаки помогают тебе забыть горе и недуги, но осмелюсь предположить, что это так.
Собака – твое утешение и твой козел отпущения.
Стол накрыт, запах съестного, заполнивший каждый уголок, вызывает видения, в камине трещит огонь, отчего под бумажными волками образовался настоящий раскаленный ад, и еще фру Торкильдсен включила фортепианную музыку, как раз такую, как мне нравится. Как и большинство собак, я предпочитаю классическую музыку, однако особую слабость я питаю к струнным. При звуках хардангерской скрипки принимаюсь выть. Сам я с этим поделать ничего не могу и не понимаю, откуда берется протяжный бездонный вой, но знаю, что вой этот древний и что когда-нибудь я умру. А фортепианная музыка действует на меня иначе.
